Теперь Вик. Человек, которому она так легко вручила пакет с деньгами и который ждал от нее какого-то рисунка, эскиза будущих украшений. Вот про серьги и перстень как-то не думалось совсем. В голове был черный дым. Что это? Недоверие к Вику, которое успела ей внушить Катя? На самом деле, если не Вик, а его друг в Париже присвоит эти деньги себе? Возможно ли такое? Конечно!!!
Зоя обняла чашку кофе ладонями, но кофе уже остыл.
— Горячий шоколад, пожалуйста.
Высокий прозрачный бокал с какао, который все дружно почему-то стали называть шоколадом, приятно грел руки. И это тепло словно помогало ей размышлять дальше.
Как узнать, поступили ли на счет клиники деньги для Шорохоффа? Позвонить в Париж? А почему же она до сих пор этого не сделала? Не сделала, потому что боится услышать «нет». Ну и, кроме того, она не знает французский. Разве что собраться духом и отправить туда письмо с вопросом на эту тему, письмо, переведенное гугл-переводчиком? Или же попытаться вспомнить, может, у нее есть кто знакомый, который знает французский и кто бы мог помочь ей в этом деле? Так, стоп. Английский. Можно же спросить на английском. Ее двоюродные братья — Егорка и Влад. Она горько усмехнулась. Куда они все подевались? Почему перестали ей писать, общаться с ней по Интернету? Родители запретили. Точно. Мать. Отрезали Зою от семьи только за то, что она потребовала свою квартиру. Хорошие родственнички, ничего не скажешь.
Ладно, она все переживет, справится. У нее есть Макс. И это главное. А все остальное жизнь сама расставит по своим местам. Зоя допила какао, расплатилась, вышла на улицу и подняла голову к небу. Рваные прозрачные тучи неслись, подгоняемые ветром. Но ветер же утихнет, небо расчистится, и выглянет солнце. Обязательно выглянет. Как и в ее жизни, надо просто немного подождать.
Зоя зашла в цветочный магазин, купила две красные розы и поехала на кладбище — проведать маму. Поговорить, посоветоваться.
19
С Виком она связалась по телефону Феликса.
— Ты жива! — Он поднялся ей навстречу, когда она вошла в кафе. — Зоя, по правде говоря, мы с Юрой уже и не надеялись увидеть тебя живой. Два заявления в полицию подали, и я — от своего имени, и он — от своего.
— Вот и хорошо, — Зоя села напротив.
Вик был бледен и выглядел уставшим.
— Как Юра? Катя сказала мне, что он в Италии.
— Да. У него там друг, они репетируют какой-то спектакль, где Юра танцует.
— Друг, — вздохнула Зоя. — Ладно. Это его жизнь. Вик, ты не представляешь себе, как я рада тебя видеть.
— Ты где была? Что с тобой случилось? Почему ты не давала о себе знать? Даже Катя ничего не знала. Или?..
— Нет, она действительно ничего не знала. А я, Вик, была в самом настоящем аду. Вот представь себе, еду я на своей машине по Москве, вся такая счастливая, спокойная, несмотря на пробку… На заднем сиденье сидит моя Лора, ты знаешь, собака. Солнце бьет в глаза, я слушаю музыку… И вдруг открываю глаза — я на проселочной дороге в какой-то замызганной машине, рядом, за рулем, — сельский алкоголик, а на заднем сиденье — белая кошка!
— Это сюр. Такого не бывает!
— Оказывается, бывает. Нет, ты не подумай, я не сошла с ума. Просто меня решили наказать…
Она рассказывала, а Вик, глядя на нее, терзал своими ободранными пальцами льняную зеленую салфетку, сворачивая ее рулоном, чтобы вставить в металлическое кольцо, с тем чтобы снова вынуть.
— Да это просто чудо какое-то, что тебе удалось сбежать! И этот твой Олег… Хорошо, что оказался безобидным парнем.
— Так что теперь я как бы умерла, понимаешь?
— У тебя есть план, как вернуться?
— Есть, и он грандиозный.
— Нисколько не удивлен.
Она смотрела на Вика и не верила своим глазам. Он прав, это действительно чудо, что ей удалось вернуться. И как хорошо, что в ее жизни есть такие люди, как Катя, Юра, Вик!
Словно это было вчера. Это ужасное время, когда ей удавалось вырваться от Захарова и приехать к себе домой, обнять маленького Макса, встретиться с Юрой, Виком и показать ему свои рисунки, теперь она вспоминала совершенно с другим чувством — с благодарностью. Если бы не эти трудные обстоятельства, возможно, ничего бы и не произошло в ее жизни, и она не достигла бы того, что позже стало большей частью ее взрослой жизни.
Да, терпеть объятия мужчины, которого не любишь, невыносимо. Но мысль, что скоро все это закончится и он уснет, а у нее впереди будет целый день, который она может заполнить тем, что ей дорого и интересно, согревала ее, не позволяла сойти с ума. Было и еще кое-что важное, что встряхнуло ее сильно и словно разбудило, заставило иначе посмотреть на окружающих людей, что сделало ее еще более сильной.
На следующий день после операции Юры, когда Зоя собиралась к Захарову, в дверь позвонили. Это был Вик. Зоя, укладывая волосы перед зеркалом, в одной сорочке и чулках, и совершенно забыв о том, что Вик — мужчина, кивнула головой в сторону стола в гостиной, где были разложены эскизы будущих украшений.
— Посмотри там, Вик, а мне некогда… На Голгофу собираюсь. Ой, извини, как там Юра? Ты же был у него?