Проклятие Клеопатры

— Да, он пришел в себя. Но у него был трудный день. Его допрашивал следователь, Юра нервничал, у него разошелся шов… Но потом следователь ушел, Юре кто-то позвонил и сказал, что его больше не будут беспокоить. Ну, ты поняла… Дело решили замять. Родионов постарался.

— Его самого бы пырнуть ножом, этого Родионова! — в сердцах воскликнула Зоя, накручивая прядь своих золотистых волос на плойку.

Она говорила еще что-то, занимаясь своей внешностью перед зеркалом, пока не поняла, что Вик ей больше не отвечает. В комнате было тихо, слышно было лишь тихое позвякивание посуды, это Катя на кухне варила кашу Максу. Зоя повернулась и увидела Вика, сидящего в кресле и внимательным образом разглядывающего рисунки.

— Ну как? Нравится?

— Зоя, ты — талантище! Это просто невероятно! Я уже вижу, как это все можно сделать, как это будет выглядеть в готовом виде! Ты просто меня спасла.

— Да брось, Вик! Я могу тебе хоть сто порций таких эскизов нарисовать. Вот уж что-что, а это у меня получается.

Она сказала это с легкостью, не придавая своим словам большого значения, просто отметив про себя, что Вик остался доволен ее работой.

В какой-то момент и Вик словно очнулся, поднялся с кресла, сложил и спрятал в кармане рисунки, после чего как-то странно посмотрел на Зою и вдруг широко, радостно улыбнулся.

— Знаешь, а ведь у меня хорошие новости!

— Да что ты говоришь? — Зоя продолжала крутиться перед зеркалом, на время позабыв о том, куда и к кому идет. Она в тот вечер знала, что хорошо выглядит, ей нравилось свое отражение в зеркале. Позже, когда она уже подойдет к двери, до нее дойдет, что она готовилась, оказывается, к свиданию с Захаровым, и настроение сразу же переменится.

— Мой друг… Там, в Париже… Сейчас, постой, мне надо собраться с мыслями. Короче, твоему другу сделали операцию. Мой друг, его зовут Алекс, лично встречался с врачом, тем самым, который давал интервью журналистке, сказал, что в России собрали деньги на операцию Шорохоффа, и спросил, на какой счет перевести. Операция стоит около пятидесяти тысяч евро, и Алекс перевел эти деньги на счет клиники. После этого твоего Шорохоффа сразу же начали готовить к операции. А Алекс оставшиеся деньги перевел на мой счет, и я могу вернуть их тебе хоть завтра.

Помада выскользнула из рук и закатилась под стул. Зоя словно окаменела. Она смотрела на Вика и не могла поверить, что такое бывает. Она, которая так рисковала, доверившись Вику, которого практически не знала, реально выиграла и спасла, быть может, Сашу.

— У тебя есть теперь деньги, поезжай к нему! Я помогу тебе с визой. Решайся!

Он так хотел, чтобы она встретилась с Шорохоффым!

Зоя села. Осмотрелась. Катя вышла из кухни и, ничего еще не зная, улыбнулась и Зое, и Вику и с мисочкой каши проследовала в спальню к Максу.

— А что, если мне вернуть эти деньги Захарову? Может, тогда он отпустит меня? Освободит от обязательств? Господи, Вик, если бы только знал, как же это унизительно — вот так зависеть от мужика!

— Да я, собственно, и хотел предложить тебе кое-что, ну, чтобы ты больше вообще ни от кого не зависела.

— Да? Интересно.

— Поработать со мной.

— В смысле?

— Пока будешь дизайнером украшений, а потом, если дела пойдут, откроем свой маленький салон, ты возьмешь на себя все организационные дела, будешь заниматься рекламой, искать клиентов…

— Ты шутишь? Я же ничего не умею!

Это было начало большого и длинного разговора, который продолжался несколько дней с перерывами — за Зоей каждый вечер приезжала машина Захарова и увозила ее.

Когда Захарову понадобилось уехать в Петербург по делам и у Зои появилась целая неделя свободного времени, она все эти дни провела в мастерской у Вика.

— Ты беременная, тебе нельзя находиться здесь долго… Здесь вредные, ядовитые испарения… — предостерег он ее.

А ей было интересно все. Она так увлеклась идеей помочь Вику в осуществлении его мечты, что сама выразила желание стать ювелиром, имея смутное представление об этой профессии. При слове «ювелир» перед ней возникала картинка: освещенный лампой, сидящий за рабочим столом лысоватый дядечка-еврей в нарукавниках, разглядывающий золотой слиток. Этот образ был впечатан в ее сознание фильмами, потому что настоящих, реальных, живых ювелиров она (кроме Вика, конечно, который вообще не вписывался в эту картинку) не видела.

— Тебе не нужно это, — сказал Вик, беря ее руки в свои и легко дуя на них, словно остужая. — Ты ничего об этом не знаешь, как и многие из тех, кто считает ремесло ювелира легким. На твоих нежных пальчиках после вальцов и штихелей останутся порезы, а твое ангельское личико станет такого же цвета, как и полировальная паста. Очень трудно представить, как ты будешь лить опоки или вязать бисмарки. А твои ногти… Они будут просто сточены!

— Но почему? Какую страшную и неприглядную картину ты нарисовал! Ты хочешь сказать, что все ювелиры ходят с забинтованными пальцами и сквозь бинты проступает кровь?