Проклятие Клеопатры

Человек в трусах тоже зашевелился, тяжело перевернулся на спину, и Захаров увидел большой плотный живот мужчины, волосатую грудь. Луна к тому времени уже светила в полную силу, освещая пространство вокруг. Поле, дорога, кусты.

Мужчина в трусах повернул голову и, увидев Захарова, прошептал: «Матерь Божья!»

— Вы кто? — заикаясь, спросил Петр Аркадьевич.

…Спустя полчаса они уже вспомнили все, и как их зовут, и как пили дома у Захарова, и как к ним пришел какой-то следователь.

— Марк, как мы здесь оказались?

— Если и ты, и я, мы оба помним приход следователя, значит, это было на самом деле. Не может быть одна галлюцинация на двоих. И раз после визита следователя мы с тобой находимся в чистом поле и в одних трусах, значит, это наше положение каким-то образом связано с его приходом.

— Марк, ты сам-то понимаешь, что говоришь?

— Ну тогда ты придумай что-нибудь другое, — пожал плечами, зябко ежась, Марк Убейконь. — Холодно — жуть.

— Может, где-нибудь здесь наши вещи?

Но вещей не было. Ни телефона, ни хотя бы штанов. Только ботинки на ногах.

Решили, раз есть дорога, значит, если по ней идти, то куда-нибудь она их приведет.

Долгое время молчали, ночную тишину нарушали лишь звуки, издаваемые насекомыми и птицами, кто-то стрекотал, ухал и даже кричал. Возможно, этот крик или странный лай издавала как раз та самая лисица, что так напугала Захарова.

— Воспаление легких обеспечено.

— А у меня простатит. Мне переохлаждаться нельзя.

— А кому можно-то?

Шли долго, то принимались говорить, строя предположения, как они могли оказаться на этой дороге, ночью, да еще и почти голые, то просто молчали, оглушенные биением своих встревоженных сердец.

— Петя, а тебе не кажется?.. — Марк остановился и посмотрел на друга. Жалкий, голый, в смешных трусах, он сейчас вызывал у него сочувствие, от прежних чувств, которые питали его и отравляли их дружбу, не осталось и следа.

— Что нас решили унизить? Ты же это хотел спросить, Марк? Здесь не надо быть умным, чтобы понять это. Я тебе больше скажу, смотри…

Они подошли к светящемуся в темноте голубому указателю.

— «Черная».

— Деревня Черная. И что?

— Марк, в этой деревне Зою убили, — прошептал, судорожно дергаясь телом от холода и нервов, Петр Аркадьевич.

Они встали, не зная, что им делать дальше.

— Надо идти, — у Марка зуб на зуб не попадал. — Другого варианта нет. Пойдем в эту деревню. Скажем, что на нас напали, оглушили… Кстати, у тебя что-нибудь болит? Ну голова там или еще чего?

— Нет, по голове не били. Но она все равно болит, и сухо во рту. И тошнит. И холодно. Хоть бы штаны оставили, уроды!

В деревню вошли с рассветом. Сиреневая дымка нависла над крышами домов, верхушками деревьев. Проснулись петухи. Но на улицах не было ни единого человека. Постучали в первый дом. Долго стучали, понимали, что люди еще спят. Какой-то мужчина вышел на крыльцо, увидел двух раздетых мужчин, перекрестился, потом, словно опомнившись, обматерил их и снова скрылся в доме.

— И так будет везде, — сказал Убейконь. — Предлагаю забраться в какой-нибудь сарай, укрыться там соломой и хотя бы согреться. А если повезет, то, может, найдем какую-нибудь куртку или фуфайку.

Решили уйти с центральной улицы, чтобы не пугать местных жителей и не привлекать к себе внимание, свернули в зеленый, густо поросший высоким репейником проулок и вышли к огородам, оттуда открывался вид на исподнее деревни — сараи, пристройки для скота, курятники. Забрались в пустой сарай, набитый свежим сеном, устроились в самом углу, зарывшись в сухую траву, как в одеяло, и попытались поспать. Но головная боль не унималась.

— Я понял, это те люди, тот человек, который приходил к нам и показывал фотографии убитой Зои, — сказал Захаров.

— Да что ты говоришь, Петя, а я и не догадался! — огрызнулся Убейконь. — Давно хотел тебе сказать, Петя, что ты — форменный идиот. И это по твоей вине мы здесь. Это ты, Петя, втравил меня в эту историю. Ты — мерзавец, который рассказал мне о том, что Зоя задолжала тебе деньги, ты предал ее, ты поступил, как последний подлец…

— А ты рассказал ей об этом, — успел вставить Петр Аркадьевич, морщась от боли в затылке.

— …вот она и взбесилась, взорвалась и ушла от тебя, негодяя.

Они ругались, обвиняя друг друга в том, что произошло.

— И этот человек, который, может быть, уже заявил в полицию о том трупе, хорошо знал Зою, иначе она бы не рассказала ему о нас, о том, что мы кого-то там наказывали…

Тема плавно перешла на тему «наказаний», пытались вспомнить, кому из них первому пришла мысль о том, как можно поиздеваться над людьми, как попугать их.

— Теперь вот решили проделать нечто подобное с нами, — сказал Захаров.

— По-моему, это было ясно еще там, возле указателя. Деревня Черная как-никак. Слушай, Захаров, ты бы придумал уже что-нибудь. Чего ты смотришь на меня? Думай!

— Нужен телефон, чтобы позвонить Севе.

— А ты помнишь наизусть его номер?

— Нет, — растерялся окончательно Петр Аркадьевич. — Но все равно надо кому-то позвонить, хотя бы в полицию!

— И что ты им скажешь?