— Скорее, не на него, — замедленно отозвался отец Роберта. — Сейчас мне кажется, что она сердилась больше на себя, но поначалу я не понимал причины. Она стала рассеянной, беспокойной, часто говорила невпопад, как человек, который напряженно о чем-то размышляет и в каком-то смысле оторван от реальности.
— Вы говорили с целителями на эту тему?
— Конечно. Но и тогда, и сейчас мои специалисты Родом поклялись, что Элания ничем не болеет.
— А ее раздражение… оно проявлялось только в отношении Роберта?
— В том-то и дело, что нет. Поэтому я не связывал одно с другим. Да и сейчас сомневаюсь, что тут имеет место прямая зависимость. Сложность в другом — Элания сама не понимает, что именно не в порядке. В обычное время она мила, учтива и хорошо разбирается в людях. Но в какой-то момент начала меняться. И что самое тревожное, менять свое мнение. Знаете, как бывает? Всю жизнь человек ненавидел сиреневый цвет, а потом вдруг обвешал весь дом ярко-фиолетовыми рюшами. У Элании до такого, хвала Роду, не доходило, но ситуация с Робертом — как раз из разряда подобных вещей.
Я насторожился:
— И давно это началось?
— Примерно с месяц, — тяжело вздохнул милорд. — Может, чуть больше. Как какие-то приступы. То ничего-ничего, то вдруг оказывается, что Элания не в курсе, что с нашим сыном занимается темный маг.
— Даже так… и целители ничего не нашли?
— Ни следов воздействия заклинаний, ни болезни, ни душевного расстройства. Ничего вообще. А главное, спустя какое-то время она снова начинала вести себя как обычно и ничем не показывала, что в отношении сына ей что-то непонятно или кажется неправильным.
Я задумался:
— Простите, милорд, а сегодня, когда вы пришли домой этим утром, как ваша супруга объяснила свою утреннюю вспышку?
Лорд Искадо поднял на меня тяжелый взгляд:
— Никак. Она не смогла вспомнить, почему ей стало плохо.
— Кхм, — ошарашенно кашлянул я. — Она сказала вам, что я приходил?
Мой гость помрачнел:
— Да. Вас она как раз помнит отлично. Но не может сказать, для чего именно вы пришли. Все, что у нее осталось из воспоминаний об этом утре, это вы и ее страх перед вами. Поэтому она со слезами умоляла меня больше не пускать вас на порог нашего дома и ни в коем случае не позволять вам прикасаться к нашим детям.
— Мм. А ваша супруга в курсе, что официальное ученичество так просто прервать не удастся?
— Нет, мастер Рэйш. Боюсь, в данный момент она не в курсе даже причины, по которой мы решили обратиться к вам за помощью.
— Что-о?! Она не знает, что ваш сын вместо светлого дара заполучил темное благословение?!
— Боюсь, что так, — неестественно ровно сообщил лорд Искадо, ввергнув меня в непродолжительный ступор. — Но самое скверное в другом. Еще вчера утром мне показалось, что Элания очень странно реагирует на упоминание о даре Роберта. И особенно о вас. У меня даже мелькнула мысль, что некоторые события попросту выпали из ее памяти. Несмотря на то что вот уже полгода вы ежедневно навещаете Роберта, вчера моя жена вдруг поинтересовалась, для чего я впустил вас в дом, если в нашей семье нет ни одного темного мага. Когда же я напомнил ей о похищении, она быстро замолчала. Вроде как согласилась, что вопрос глупый. Даже извинилась, сославшись на рассеянность. Но я, к сожалению, очень спешил. Не уделил этому факту должного внимания. И вот сегодня… — на лице мужчины промелькнула болезненная гримаса, — ей стало намного хуже. Потому что сегодня она стала помнить еще меньше. И теперь твердо уверена, что у нас никогда не было младшего сына.
Пока я переваривал скверные новости, по темной стороне прошло волнение и в кабинете без предупреждения возник маленький Роберт. Откровенно заспанный, босой, одетый лишь в ночную рубашку (видимо, кто-то из горничных пожертвовал, чтобы мальчик не помял дорогой камзол), он уставился на меня сонными глазами и пробормотал:
— Мастер Рэйш, вы меня звали?
Я мысленно ругнулся.
Тьфу. Не звал, конечно, но очень-очень напряженно о нем думал. А с юным жнецом это работало почти так же, как прямой зов, который он прекрасно слышал даже на темной стороне.
При виде сына лорд Аарон аж подскочил с кресла:
— Роберт!
Мальчик вздрогнул от неожиданности. Но даже я неприятно удивился, когда вместо того, чтобы броситься к отцу, пацан инстинктивно окутался Тьмой, создал тропу, проворно нырнул на нее и вынырнул уже рядом с моим креслом. Прикрылся им как щитом. Только после этого проснулся, а потом неуверенно переспросил:
— Папа?!
Роберт качнулся было навстречу, но почти сразу замер, как-то весь заледенел и неестественно ровно спросил:
— Ты пришел сказать, что тоже от меня отказываешься?
На герцога стало больно смотреть.
— Нет, конечно! Как я могу это сделать?!
— А вот мама смогла…
— Мама заболела, — сглотнул милорд, с трудом удерживаясь, чтобы не броситься к сыну. — Ей нужна помощь. Прости. Она была не в себе и не хотела тебя обидеть. Болезнь сделала ее такой… нетерпимой. Но на самом деле мама все та же. И так же сильно продолжает тебя любить. Понимаешь?