Проклятие королей

– Королеве должны служить самые красивые и богатые дамы королевства, – просто отвечаю я. – Так устроен двор. Вы должны быть окружены прекрасными девушками, они здесь для того, чтобы найти мужей, они решительно настроены блистать, конечно, на них будут смотреть и придворные, и король.

– Что мне делать? – спрашивает она. – Как сделать свой брак неприступным?

Я качаю головой. Мы обе знаем, что единственное, что она может сделать, чтобы доказать, что Бог благословил ее брак, – это родить живого сына. Пока не явился маленький спаситель, мы все ждем, когда король начнет задавать Господу вопросы.

Вестминстерский дворец, Лондон, весна 1512 года

Отошедший от скорби по сыну король добр ко мне, и мне советуют подать прошение о возвращении состояния и земель брата. Я могу даже попросить возвращения фамильного титула. Я всю жизнь притворялась, что имя мое – ничто, а состояние потеряно, поэтому теперь не могу не захотеть вернуть и то и другое.

От этого предприятия кружится голова, словно я опять выхожу из холодного монастыря к весеннему двору, выхожу из тьмы, щурясь от света. Я переписываю богатства брата, которых он лишился, когда отец короля забрал его из класса и бросил в Тауэр. Перечисляю титулы, которыми обладала, когда шла от них прочь, по проходу к алтарю, чтобы стать женой простого рыцаря Тюдоров. Поначалу с опаской, будто иду на риск, я называю свое великое имя, определяю размеры своего состояния и говорю, что все это было моим, моим и только, что Тюдоры неправедно отняли это у меня, а теперь я хочу все вернуть.

Я вспоминаю злые молитвы в Сайонском аббатстве и, усмирив гнев, пишу королю осторожное прошение, облекая просьбу в такие слова, чтобы это не было осуждением алчного тирана, его отца, но лишь умеренным требованием своего. Требованием ради моих сыновей, им должно принадлежать то, что было нашим, я хочу, чтобы мне вернули величие, я снова хочу быть Плантагенетом. Ведь время пришло, я могу быть Плантагенетом. Я наконец могу быть собой.

Поразительно, но король удовлетворяет прошение. Свободно, щедро, великодушно он дает мне все, о чем я прошу, и говорит, что раз уж я по рождению и по склонности – одна из величайших дам королевства, состояние у меня тоже должно быть самым большим. Я стану тем, кем должна была стать по рождению: Маргарет Плантагенет, богатой, как Йоркская принцесса.

Я прошу королеву о позволении покинуть двор на один вечер.

– Хотите рассказать детям, – улыбается она.

– Это изменит для нас все, – говорю я.

– Поезжайте, – отвечает королева. – Поезжайте в свой новый дом и встречайте их там. Я рада, что вы наконец добились справедливости, я рада, что вы снова Маргарет Плантагенет.

– Графиня Солсбери, – отзываюсь я, приседая в глубоком реверансе. – Он вернул мне мой фамильный титул, я в своем праве. Я графиня Солсбери.

Катерина смеется от радости и говорит:

– Как роскошно. Как по-королевски. Дорогая моя, я так за вас рада.

Я сажусь с Урсулой, которой уже тринадцать, и ее младшим братом Джеффри на королевскую барку, которая отвезет нас ниже по течению, в Л’Эрбер, прекрасный дворец Плантагенетов на берегу реки, рядом с Тауэром; король вернул его мне, и я позаботилась о том, чтобы в большом зале развели огонь и в подсвечниках горели свечи. Когда приедут мои мальчики, дом должен быть теплым и гостеприимным, пусть все домочадцы увидят их ярко освещенными, словно актеров в мистерии, пусть увидят, как мальчики Йорков возвращают себе свое.

Я жду их, стоя перед жарким дровяным огнем в большом зале, рядом со мной Урсула, за руку я держу семилетнего Джеффри. Первым, как положено, входит Генри, опускается на колени, чтобы я его благословила, а потом целует меня в обе щеки и отступает в сторону, чтобы дать дорогу Артуру. Они стоят на коленях передо мной, почтительная поза скрывает их рост и силу. Они уже не мальчики, они юноши. Я пропустила пять, почти шесть, лет их жизни, и никто, даже король Тюдор, не может мне этого вернуть. Эту потерю не восполнить.

Я поднимаю Генри на ноги и с гордостью улыбаюсь, когда он встает все выше и выше. Он высокий, хорошо сложенный молодой человек почти двадцати лет. Он выше меня на голову, и я чувствую, какие у него сильные руки.

– Сын мой, – произношу я и прочищаю горло, чтобы голос мой не дрожал. – Сын мой, я скучала по тебе, но теперь мы вернулись друг к другу и вернулись на свое место в мире.

Я поднимаю Артура и тоже целую его. В семнадцать он почти такой же высокий, как его старший брат, но он шире и сильнее. Он атлет и прекрасный наездник. Я вспоминаю, что мой кузен, Джордж Невилл, лорд Белгавенни, обещал, что сделает из этого мальчика отличного спортсмена.

– Отправьте его к королевскому двору, и все в него влюбятся за отвагу на турнирах, – говорил он мне.