Я стою в тени дверного проема, радуясь тому, что укрылась от жары, готовлюсь приветствовать принцессу в замке, который когда-то считала наследством своей дочери Урсулы. Это был дом Стаффордов, он должен был стать домом Урсулы. Кардинал отнял его у герцога в пользу короны, и теперь в нем поселится принцесса, а я буду им управлять, как и всеми ее домами.
Свиту принцессы возглавляет мой родственник, Уолтер Деверо, барон Феррерс Чартли. Он тепло приветствует меня, целуя в обе щеки, потом помогает маленькой принцессе спешиться.
Взглянув на нее, я поражаюсь, я так давно ее не видела и воображала, что она выше, крепенькая девочка из Тюдоров, как ее тетка Маргарита, коренастая, как пони; но она крошечная и нежная, как цветочек. Я смотрю на ее бледное личико сердечком в тени большого капюшона плаща и думаю, что она тонет во взрослой одежде, она слишком хрупка для этого облачения, для такого войска стражей, слишком тонка, чтобы вынести все титулы и ожидания, слишком молода, чтобы принять свои обязанности и земли. Я чувствую, как сглатываю от волнения. Она слишком изящна, как принцесса, вылепленная из снега, принцесса, которую желали, но воплотить сумели не до конца.
Но потом она меня удивляет: опершись на руку Уолтера и спрыгнув с коня, как ловкий мальчик, она взбегает по ступеням и бросается в мои объятия.
– Леди Маргарет! Моя леди Маргарет! – шепчет она, уткнувшись в меня лицом, упершись головой мне в грудь, прижавшись легким и тонким тельцем.
Я обнимаю ее и чувствую, как она дрожит от облегчения, понимая, что она снова со мной. Обняв ее, я думаю, что надо бы взять ее за руку и представить домашним, показать ее людям. Но мне не по силам оторвать ее от себя. Я обхватываю ее руками и какое-то время не отпускаю. Эту девочку я люблю так же, как своих детей, она еще совсем ребенок, я пропустила четыре года ее детства и теперь рада, что она вновь на моем попечении.
– Я думала, что больше вас не увижу, – выдыхает она.
– Я знала, что я к вам вернусь, – отвечаю я. – И больше вас не оставлю.
Растить это дитя нетрудно. У нее легкий материнский нрав при всем испанском упрямстве, я представляю ей учителей и убеждаю заниматься музыкой и упражняться. Я никогда ей не приказываю; она дочь английского короля, она принцесса Уэльская, никто не может ей приказывать, кроме отца и матери; но я говорю ей, что ее дорогие родители отдали ее на мое попечение и станут меня винить, если она не будет жить хорошо, заниматься, как ученый, и охотиться, как Тюдор. Делая ее уроки приятными и интересными, поощряя ее задавать вопросы и размышлять, заботясь о том, чтобы конюший выбирал для нее горячих, но послушных гунтеров, устраивая в замке каждый вечер музицирование и танцы, ее легко вдохновить на овладение всеми умениями, которые должны быть у принцессы. Она умная, сообразительная девочка; разве что слишком серьезная, я не могу не думать, что она была бы способной ученицей Реджинальда и для нашей семьи оказалось бы полезно иметь такое влияние на ее жизнь.
А пока ее учит доктор Ричард Фезерстон, которого выбрала ее мать и которого мне приятно видеть неподалеку. Он высок, у него каштановые волосы и быстрый ум. Он учит Марию латыни, читая с ней классических авторов и переводя Библию, но также сочиняет для нее смешные песенки и бессмыслицы в стихах. Его верность матери принцессы, о которой мы никогда не говорим, кажется мне неколебимой.
Принцесса Мария склонна страстно влюбляться. Она считает, что обручена со своим испанским кузеном, королем Испании Карлом, и носит на всех платьях брошь со словом «Император». Ее мать поощряла эту привязанность и говорила с принцессой о нем; но летом мы узнаем, что ее помолвка отменяется и что вместо этого ей назначен в мужья один из членов французской королевской семьи.
Я сама сообщаю ей новости, она убегает и запирается у себя в комнате. Она принцесса – она знает, что жаловаться нельзя. Но алмазную брошь она убирает на дно шкатулки с драгоценностями и несколько дней печалится.
Конечно, я ее жалею. Ей девять, и она думает, что ее сердце разбито. Я расчесываю ее длинные рыжеватые волосы, а она с бледным лицом смотрит в зеркало и говорит, что никогда больше не будет счастлива. Я не удивлена, что ее помолка расторгнута, но глубоко поражаюсь, когда мы получаем от кардинала письмо и узнаем, что король принял решение выдать принцессу замуж за человека, который годится ей в отцы, – известного беспутством вдовца, короля Франции. Ей он по этим трем причинам не нравится, и мой долг сказать ей, что она – английская принцесса, что ей нужно принять решение служить своим браком стране и что в этом, как и во всем остальном, воле отца нужно покориться, поскольку у него есть безусловное право распоряжаться ею, как он сочтет нужным.
– Но что, если матушка думает иначе? – спрашивает она меня, и ее темные глаза горят от гнева.
Я не позволяю себе улыбнуться. Она распрямляется во весь рост, царственные четыре фута, гордая, как испанская королева.