Проклятие красной стены

Марций, как обезумевший, метался по городу, пытаясь отыскать Цезонию среди приговоренных, пока страшная мысль не озарила его. Все же он еще оставался римлянином. Он поставил себя на место палачей… Конечно, Цезонию должны готовить к порноспектаклям.

После долгих уговоров и внушительного вознаграждения Марция допустили в виварий. Его повели мимо загонов, где обитали львы, медведи, пантеры, слоны, олени, страусы. Были даже бассейны с плескающимися тюленями, гиппопотамами и крокодилами. Попадались и вполне обычные животные: лошади, ослы и даже простые деревенские быки. Именно здесь устроители спектаклей брали зверей для своих умопомрачительных постановок.

— Что интересует приятного молодого человека? — спросил дрессировщик. Он был настолько волосат, что напоминал медведя, а не человека.

— Я друг принцепса. И хочу устроить необычное зрелище для него! — соврал Марций, отводя взгляд.

— О, тогда мне есть что показать. Не стоит задерживаться. Труд мой, мягко говоря, не прост. Представь себе, уважаемый господин, что козел или осел не испытывают естественного влечения к женщине, и приходится идти на хитрости, иначе они не сыграют своей роли. Животное нужно долго содержать в одном помещении с женщиной и все время смазывать ей промежность кровью течной козы или ослицы. Возни с этим, я скажу, ты даже себе не представляешь, сколько.

— Разница между людьми и животными в том, что животные не знают, что должны умереть в жутких муках, — Марция передернуло.

— У меня есть одна красивая рабыня, ей предстоит выступить на подмостках театра Помпея. Эта пьеса не сходит со сцены уже двести лет. Идем, я покажу тебе. Какие восхитительные формы! М-м-м-ля-ля. Какая красавица. Будь я на месте осла, то репетировал бы с ней день и ночь.

Они добрались до нужного стойла. В углу, опустив голову, сидела Цезония, прикованная за лодыжку короткой цепью, чтобы невозможно было удавиться. В противоположном углу здоровенный калабрийский осел с кроткими глазами и невероятными по размерам половыми органами натягивал привязь, пытаясь достать ту, от которой исходил несравненный аромат податливой ослицы.

— Ну как? У меня у самого, признаться честно, шкура на спине встает дыбом.

— Принцепс будет доволен, — Марций проглотил жгучий комок в горле. — А сколько она может стоить?

— Ни-ни. Даже не мечтай об этом, почтенный господин! Ее уже заприметили. Бывали случаи, когда я заменял актрис, но не в этот раз.

— Хорошо. Состояние этого осла действует на меня заразительно. Но, если калабриец не станет возражать, не мог бы ты оставить меня на несколько минут с этой красоткой?

В руке Марция соблазнительно блеснули золотые ауреусы.

— О, это против всяческих правил! Но я позволю уговорить себя. Мне нужно срочно полечить ногу одному африканскому слону. Настоящий убийца!

Как только дрессировщик удалился, Марций перепрыгнул загородку и бросился к ногам Цезонии.

— Я люблю тебя! Любил всегда. С первого взгляда!

— Зачем сейчас говорить о любви? — Цезония прямо посмотрела в глаза Марцию.

Возбужденный осел стал рваться с привязи.

— Каждому свое животное! — горько усмехнулась девушка. — Можно обнять тебя?

Не говоря ни слова, Марций обхватил девушку за плечи. Ее руки легли на его талию. Цезония нащупала на поясе молодого человека стилет, рванула, одновременно оттолкнув возлюбленного, и нанесла себе в живот короткий удар. Лезвие вошло по самую рукоять.

— Вот и все, — скрючившись от боли, Цезония повалилась набок. — Беги, Марций. Беги. Я понимаю, что ставлю тебя под удар. Но ты поймешь и простишь меня!

Марций поцеловал теряющую сознание любимую. Поднялся. Перепрыгнул загородку и со всего маху врезал ногой по отвисшему ослиному хозяйству. Осел взвыл и попытался схватить Марция за край туники.

ГЛАВА 7

Глава города Самуил Соколинский, крутя в пальцах перо для письма, равнодушно наблюдал за двумя карликами, которые, кряхтя и сопя, самоотверженно возились посреди его рабочего кабинета. Карлик, одетый в красный стрелецкий кафтан, неумолимо наседал и, похоже, брал верх над своим соперником в голубом польском жупане. В углу, скрестив руки на коленях, с опущенной головой сидел Болен Новак.

— Я верил тебе! Верил в искренность твоих слов! Бедная Анжела! — Соколинский сломал перо и швырнул на стол половинки.

— Дядя Самуил!

— Какой я тебе теперь дядя!

— Ясновельможный пан, клянусь, у меня не было и мыслей оказаться в постели этой… Этой… Даже не знаю, как сказать!

— Не было мыслей, а потаскуха беременна! Я сам прекрасно понял, что тебя поимели, точно глупого телка. Но и беременность не бывает от ветра.

— Я ничего не помню, дядя!

— Он не помнит. Не помнит! Бес меня задери! Бедная Анжела! О, всесильный Господи, за что мне все это! А ну пошли прочь! — Соколинский топнул на карликов. — Без вас тошно! Ты понимаешь, что тебя обнаружили совершенно голым, в обнимку с этой блядью! В ее, в ее постели! Даже не в твоей!

— Я только хотел помочь донести упавшую в обморок!