Проклятие Лермонтова

Студенческие годы. Холера. Роковой год. Зависть и обиды

Из пансиона Лермонтов ушел не окончив курса. Связано это было с решением императора превратить благородный пансион в обычную гимназию, то есть выпускники не получали никаких гарантированных чинов и офицерского звания. Смысла терять еще год он не видел. И бабушка, и отец были в этом солидарны. Они думали отправить Мишеля учиться за границу, но не сошлись во мнениях – Франция или Германия. Поэтому сошлись на компромиссном Московском университете, в который после императорского указа ему пришлось сдавать экзамены на общих основаниях.

Лермонтов был зачислен на нравственно-политическое отделение и стал посещать лекции, но чувствовал себя среди студентов совершенно чужим. Да и лекции вызывали в нем ровно столько интереса, что он, по большей части, сидел в аудитории с раскрытой книгой и читал то, что ему интересно. Трудно сказать, как вообще университетские лекции на нем отразились. Возникает такое ощущение, что ходил он на занятия только для проформы, и главным стимулом посещать университет были, так сказать, последствия обучения – все тот же классный чин, все то же офицерское звание.

К тому же поступил он в очень неудачный год. Прошло немного времени, как начались занятия, и в Москве объявилась холера. Донесения императору о положении дел в Порвопрестольной напоминали сводки с фронта. Университет после смерти одного из студентов закрыли. Жителям рекомендовали запастись продуктами и не появляться на улице. Увеселительные мероприятия были запрещены. На заставах появились карантины, на улицах – телеги с трупами. После того как отпевать умерших в церквях в многолюдной Москве запретили, а чудотворные иконы во избежание массового заражения убрали от толп верующих, началась паника. Черный люд решил, что «лихие люди», среди которых называли в первую очередь докторов, решили всех уморить, и едва не начался бунт.

Пушкин во время холеры сидел в Болдино и писал повести, «Маленькие трагедии» и стихи. Лермонтов сидел в эпицентре холеры в Москве и писал стихи, в которых холера и французские события слились в единый кровавый узор:

Настанет год, России черный год,
Когда царей корона упадет;
Забудет чернь к ним прежнюю любовь,
И пища многих будет смерть и кровь;
Когда детей, когда невинных жен
Низвергнутый не защитит закон;
Когда чума от смрадных, мертвых тел
Начнет бродить среди печальных сел,
Чтобы платком из хижин вызывать,
И станет глад сей бедный край терзать;
И зарево окрасит волны рек;
В тот день явится мощный человек,
И ты его узнаешь – и поймешь,
Зачем в руке его булатный нож;
И горе для тебя! – твой плач, твой стон
Ему тогда покажется смешон;
И будет все ужасно, мрачно в нем,
Как плащ его с возвышенным челом.

Предвидение? Лермонтов – пророк? Он знал, что наступит страшный 1917 год и что расстреляют всю семью Николая Второго? Маловероятно! Нужно было просто прожить холерное время в Москве и иметь сведения о французских событиях, а также держать в уме события более отдаленные – времен Диктатуры, чтобы написать это предсказание. «Чума от смрадных, мертвых тел» действительно бродила по Москве и по окрестностям, и ее всеми силами старались остановить. И называлась она – холерой. Бунт властям удалось пресечь в самом начале. Но три месяца москвичи провели под жестким полицейским надзором.

Тех, кто пытается назвать Лермонтова «роковым» для страны поэтом, прошу не забывать, что роковую подоплеку можно привязать к чему угодно, было бы желание. Труднее в таких стихотворных «пророчествах» увидеть истинную причину, побудившую автора их написать. Для Лермонтова в 1830 году это была холера. И для москвичей, оказавшихся запертыми в городе, слова холера и смерть без всякого преувеличения были синонимами. Что ж касается падающей короны царей, тут не нужно было быть пророком. В Тарханах, где Мишель провел детство, отлично помнили о пугачевском бунте. Достаточно искры, чтобы вспыхнул костер. Почему бы – не холеры?

Для студентов холерный год оказался роковым. Хотя они и вернулись к занятиям, но к лекциями относились без интереса, программу курса так и не прошли, и в результате год этот никому не был засчитан: экзамены решили попросту не проводить. Лермонтов после холеры перевелся на словесное отделение. Он понял, что на нравственно-политическом – умрет со скуки.