Проклятие любви

– Еще одно, с твоего позволения. – Эйе знал, что не должен еще сильнее возбуждать гаев Сменхары, но он был исполнен решимости обсудить с ним вопрос, который первоначально привел его сюда. – Это касается продажи нашего зерна иноземцам. Еще в древности фараон запасал зерно на случай голода. Твои предшественники опорожняли закрома в обмен на золото, и когда случался голод, многие умирали. Египет еще не оправился после засухи, и он еще уязвим. Умоляю тебя, Гор, придержи зерно!

– Ах, оставь ты меня в покое. – Сменхара сердито взглянул на Эйе. – Ты просто назойливый старик. Пусть Египет голодает, мне это безразлично. Земля принадлежит мне, так же как и все, что на ней произрастает или живет. Я – хозяин и бог. – Он угрюмо избегал взгляда Эйе. – Сдается мне, ты находишь удовольствие в том, чтобы заставлять меня гневаться, дядюшка. Ты недостаточно почтителен со мной как с фараоном. Ты больше не будешь принят при дворе.

Это была прямая отставка. Эйе выполнил ритуальный поклон и вышел из зала.

Оцепенело сидя на палубе своей ладьи, пока матросы боролись со стремительным течением, стараясь переправить его через реку, Эйе все сильнее чувствовал, как его окутывает аромат Ахетатона, еще более тяжелый из-за влажности воздуха. Запахи цветов, раскрывающихся почек на деревьях, благовоний смешивались с резким запахом илистой воды, самым древним ароматом Египта. Смех и нежный звон кимвалов донеслись до его слуха, и на удаляющемся берегу промелькнули загорелые тела и белые одежды стайки молодежи, пробегавшей под пальмами. Он ужасно похож на своего брата, но в нем также много и от Тейе, – думал Эйе, – поэтому я испытываю к нему некоторое сочувствие. Он ничего не сделает, чтобы перевязать раны Египта, но и не причинит ему вреда в будущем. Это немного утешает.

Когда он проходил по прохладным коридорам своего дома, ему послышался смех Тии из ее покоев. Он остановился и повернул на звук, но потом понял, что это всего лишь служанка. Он смирился с тем, что жена уехала по его вине, но никогда еще он не нуждался в ней больше, чем теперь.

В эту ночь он не пытался уснуть, а сидел в своей опочивальне, завернувшись в шерстяной халат, и смотрел на отсветы пламени жаровни, плясавшие на потолке. Несколько раз он был близок к тому, чтобы вызвать управляющего и продиктовать письмо к Хоремхебу, но всякий раз отказывался от своего намерения. Это было невозможно. Он знал, что Хоремхеб ждал от него этого шага, хотел объединиться с ним, искал его поддержки, а он не мог согласиться на это. Я не человек действия, – размышлял он, – я слишком созерцательная натура для того, чтобы снова убивать, и я слишком уж египтянин в старом смысле этого слова, чтобы замышлять убийство юноши, ставшего ныне богом. Стать сообщником Хоремхеба в этом деле означает также навсегда оказаться у него в кулаке. Пусть несет ответственность, и пусть несет ее в одиночку.

Он поставил лампу на туалетный столик, взял маленькое медное зеркальце и взглянул в него. Ты глупый старик, – сказал он себе, придирчиво оценивая черные мешки под слезящимися глазами, огрубелую, обветренную, дряблую кожу, лоб, изрезанный глубокими морщинами, и сухую, туго натянутую кожу на бритой голове. – Брось все, выйди в отставку, отправляйся домой в Ахмин. Но он знал, что не сделает этого. Не сейчас. Пока члены его семьи продолжают существовать, чтобы навсегда сохранить власть, за которую они боролись в течение нескольких поколений. Он имел обязательства и перед Тутанхатоном, и перед своей внучкой Анхесенпаатон. Он угрюмо улыбнулся зеркалу.

– Ты лжешь себе, глупый старик, – прошептал он. – Ты надеешься, что Хоремхеб совершит то, о чем невозможно и помыслить, и тогда тебе будет позволено править регентом за спиной Тутанхатона, если смерть не призовет тебя раньше.

Узнав о безуспешном и унизительном разговоре Эйе со Сменхарой, Хоремхеб ожидал, что дядюшка фараона вот-вот согласится принять участие в его заговоре, но дни проходили, а от него не было никаких известий. Несмотря их на соперничество, Хоремхеб ценил политическую дальновидность Эйе и в глухие ночные часы, лежа в тишине без сна, раздумывал, почему Эйе не хочет действовать. Может, он что-то упустил? Причины, неочевидные для его собственного, прямолинейного ума, но ясные для Эйе с его дипломатическим мышлением. Почему убийство фараона может быть нецелесообразным? Хоремхеб пытался представить себе все последствия подобного заговора. Он не испытывал недостатка в поддержке, хотя и знал, что он не в фаворе при дворе, как и все люди Эхнатона, за небольшим исключением. Он с пристрастием расспрашивал своих офицеров. Доверие солдат к нему несколько пошатнулось, после того как он столкнул их с Суппилулиумасом, но это, казалось, не должно было лишить его их поддержки, если он захочет получить корону.