— Да ты не ссы, ёпа мать! Я ведь чего спрашиваю, я ведь не просто так или там из любопытства… Мне в Демянск нужно, и никого попуток нет. Я вот и подумал, вдруг, может, ты в Демянск собрался, так я тебе в попутчики набьюсь, а?
Валера подмигнул, как будто они были стародавние приятели. Отказать ему, не возбуждая подозрений, вряд ли получилось бы.
— Здесь меня подожди, Валера. За вещами сбегаю и вернусь.
— Вот это спасибочки, Андрюха, вот это уважил, — заулыбался деревенский. — Конечно, подожду, ёпа мать, а что ж не подождать, если такой душевный человек нашелся…
Но Арчи его уже не слушал, а топал по снегу к дому.
Когда он вошел внутрь, Профессор сидел в кресле возле приоткрытой печки. Старик выглядел даже хуже, чем с утра.
— Зачем вы встали с постели, Профессор?
— Замерз, а тут тепло, — ответил он и поежился под пледом. — С кем ты разговаривал?
— Один местный прибрел. Напросился со мной до Демянска.
Профессор нахмурился так, что его лихорадочно поблескивающие глаза почти скрылись за кустистыми бровями.
— Ты уверен, что это местный?
— Если нет, то он напрасно не пошел в актеры.
Арчи, обогнув кресло, прошел в комнату и достал из-под подушки пистолет. Он оттянул затвор, убедился, что патрон загнан в казенник, и проверил, выставлен ли предохранитель, после чего спрятал оружие под куртку.
— Я там тебе шпаргалку написал, на столе в кухне оставил, — поймал его за руку Профессор, когда он проходил мимо.
— Все будет в лучшем виде, — пообещал Арчи и забрал бумажку, исписанную крупным почерком Профессора.
— Ты, главное, не забудь, что я тебе говорил.
— Про лекарства?
— Про дядю твоего! Будь с ним осторожен. Заруби себе на носу, что, если здесь объявится Могильщик, значит, старый прохвост решил избавиться от нас.
— Зачем вы мне сейчас это все говорите?
Старик посмотрел на него печально, открыл, было, рот, но вместо ответа зашелся в приступе кашля. Подождав пока закончится приступ, Арчи протянул ему таблетку и стакан с водой. Убедился, что Профессор вновь нормально дышит, и ушел.
— А слева, вот за тем оврагом, видишь, вон там, раньше жил Николай Карелый. Только никто его Колькой ни разу не назвал, наверное, ёпа мать, а всегда его кликали Горелым. Всю жизнь, с этой кличкой проходил, бедолага. Прицепилась — не оторвешь. А мужик он был нормальный, основательный… Отцовский дом отремонтировал, отстроил, до сих пор бы стоял, точно говорю! Короче, Горелый был парень с руками и с головой, что, знаешь, тоже ведь не лишнее. Работал в совхозе и трактористом, и мотористом, и кем угодно, если нужно. В общем, хороший был мужик, чего уж там. А потом пришли какие-то кавказцы, чурок своих пригнали, ёпа мать. А нас всех — под зад коленом, как шантрапу какую…
Деревенский не умолкал ни на минуту, а Арчи настолько был занят дорогой, боясь завалить машину в кювет, что ему оставалось только невпопад поддакивать. Валера успел рассказать про корову Звездочку, которая каждое лето телилась, а в этом году, вот, занемогла и, похоже, помирать собралась, а без коровы в хозяйстве совсем беда. Конечно, есть еще овцы и куры, но с ними далеко не уедешь, корова все равно нужна, а где ж на нее денег заработаешь, если и так едва хватает, чтобы ноги не протянуть. Хорошо еще пенсионники не цепляются, пока работаешь на птицефабрике в Демянске, а то если б не это, то вообще каюк.
— И вот пошли мы дружною гурьбою, кто на биржу труда, а кто и на пенсию, кому, сколько годков насчитали. Мы с Горелым парни-то еще о-го-го какие были, так что довольно быстро на фабрику нас зачислили. Только затаил Горелый обиду на этих кавказцев, что они, значит, совхоз наш разогнали. Вот, прикинь, стоим мы, значит, на перекуре, а у Кольки рожа такая, будто он ежа проглотил. Чего, говорю, не так, чем не доволен? Да всем не доволен, отвечает. Это что ж такое, ёпа мать! Мы, говорит, испокон веков тут жили, отцы и деды наши эту землю пахали, а тут приходят эти паскудники черножопые и забирают ее себе! Я ему сразу: ей, ей, Горелый, ты чего, тише, тише, ведь услышит кто, не успеешь оглянуться, как жандармы упекут за это… как ее?.. за рознь, за разжигание, значит, ёпа мать!.. Осекся он и замолчал, но думу свою думать, видать, не перестал, стервец… А у вас в Питере как, тоже этих много?
— Да уж побольше, чем в здешних краях, — ответил Арчи, продолжая с силой выворачивать руль на крутом повороте.
— Эх, Андрюха, да что ж такое, а, — покачал головой Валера. — И никакой на них управы, нет? Горелый, видать, тоже решил, что раз нет никому дела, то придется самому браться за это, ёпа мать! И пошел он к их главному, который вроде как председательское место занял, и стал права качать. Мол, что ж вы, бляди такие, творите, людей с их земли прогоняете! А Горелый, он же парень крепкий был, против него даже отчаянные забияки в кабаках выходить не рисковали. Но здесь он маленько не рассчитал. Накинулся на него этот их председатель вместе с братьями-зятьями и кто еще их, к лешему, разберет. М-да…
Пару минут Валера помолчал, погрузившись в воспоминания.