Проклятие мёртвого короля (СИ)

На постель меня уложили так бережно и нежно, словно я статуэтка из тончайшего полупрозрачного фарфора. И так же трепетно, едва касаясь, Мартош стал гладить меня по лицу, по шее, словно не веря глазам и осязая мой облик пальцами. - Бэтти...

Я потянулась навстречу этим рукам. И я была гораздо нетерпеливее его осторожной нежности, с которой он расстегивал пуговички на моей пижаме. А потом мы снова целовались, а потом... вдруг у него изменилось выражение глаз.

Мартош словно проснулся, помотал головой, по лицу скользнуло осознание происходящего и... чувство вины!

- Анна? Прости, я... - ох, божечки, как не вовремя проснулась его совесть!

- И не подумаю! - я, наконец, улыбнулась сквозь слезы. - Пока ты меня не поцелуешь и не... - тут я передумала продолжать и вообще ждать, пока он разберется, что к чему. Сама обняла его за шею, притянула к себе и поцеловала. И целовала... и целовала... и целовала, никак не могла остановиться...

Тем более что он отвечал, да еще как! Голова кружилась, так отвечал! И от его нежных, почти невесомых прикосновений, когда он, не разрывая поцелуя, освобождал меня из мешающих шелковых вериг, в которые внезапно превратилась суперудобная пижама...

Я тихо застонала сквозь поцелуй, почувствовав грудью дуновение прохладного воздуха, и почти сразу едва не вскрикнула, потому что Мартош с самого начала был в одних штанах, и теперь я смогла наконец прижаться к нему так, как мне хотелось - тело к телу, чтобы дыхание перехватило от острого и сладкого, как жидкая карамель с перцем, возбуждения, когда мои соски коснулись его кожи. Я потерлась о него, как кошка, нетерпеливо и требовательно, мне слишком сильно хотелось... хотелось всего и сию секунду!

Дотянувшись до пояса его штанов, я принялась дергать за завязки - эта последняя преграда безумно мешала, причем не только мне, но и обнимающему меня мужчине. Ведь я прекрасно чувствовала даже сквозь ткань, как его член подрагивает и истекает смазкой.

Наконец Мартош, что-то тихо простонав сквозь зубы, сам помог мне, рывком избавившись от одежды, и я вскрикнула, почувствовав его плоть у себя между ног.

Он был по-прежнему нежен и нетороплив, ласкал меня, готовил... А я через какое-то время уже не стонала, а рычала, как нетерпеливая голодная львица, потому что уже давно была готова, так готова, что... в какой-то момент наши движения навстречу друг другу совпали, и он довольно резко вошел в меня и тут же замер, словно боясь сделать мне больно.

Я еще раз рыкнула сквозь стон и сама задвигалась под ним, задавая ритм, быстрый, нетерпеливый, сумасшедший. Мартош перестал осторожничать, подхватил меня одной рукой под спину, заставляя немного выгнуться ему навстречу, и, опираясь другой на кровать, стал двигаться в моем ритме, почти сразу найдя и почувствовав тот самый нужный угол, при котором его член с каждым движением задевал самую чувствительную точку моего и без того до жаркой дрожи возбужденного тела.

Страсть, удовольствие на грани боли, и вместе с тем нежность, желание прикасаться снова и снова, слиться в одно целое... это все копилось, нарастало, дрожало, как снег на вершинах гор до того неслышного и почти неосязаемого момента, когда вдруг срывается лавиной и бешеной стихией сметает все на своем пути...

И нас снесло, закрутило в этой яростной круговерти вскриков, стонов, искристых вихрей наслаждения, острого, как ледяные кромки.

А потом пришло удивительное чувство... опустошения. Словно этой лавиной вынесло из души все лишнее, и осталась только белая спокойная равнина под луной, в которой только мы, и нам так хорошо вдвоем... тепло... спокойно... уютно... счастливо.

В этой бесконечной нежности мы еще какое-то время целовались, потом просто лежали рядом, пока не уснули. И ничего нам больше не снилось.

Ну разве что пару раз пришлось выползать из-под Мартоша, потому что он во сне все время пытался меня спрятать, накрыв собой. Я какое-то время послушно изображала мышку в норке, но потом начинала задыхаться и отползать.

Мое внезапное счастье каждый раз открывало один сонный глаз, убеждалось, что это я ерзаю по доброй воле, а не меня из-под него тащат враги, по-медвежьи что-то урчало, обнимало покрепче и засыпало обратно...

Проснулась я вовремя, сбегала к себе за дневным костюмом... и вернулась. Но все равно мы выбрались из комнаты Мартоша явно позже, чем рассчитывали, потому что сначала увлеченно целовались у двери, уже оба одетые и готовые выходить, потом как-то так вдруг оказались опять в постели и раздетые... а потом собирали свою одежду по всей комнате и тихо ржали, потому что только совершенно долбанутые люди могут коллективно закинуть носки и трусы в такие совершенно неподходящие места.

Короче, к завтраку мы опоздали, зато явились на него такие счастливые и сияющие, что хмурый Адриан оторвался от книги, которую, как и все последнее время, читал за столом, поглядел на нас немного дикими глазами и с грохотом поставил чашку на блюдце.