Проклятие могилы викинга. Керри в дни войны. Тайна «Альтамаре»

И какой-то странно смущенный. Он вынул из кармана две коробочки. – Пожалуй, сейчас самое время для подарков, а? У меня сегодня вечером заседание муниципального совета, и, когда я вернусь, вы, наверное, будете крепко спать.

Нику достался нож, чудесный нож в футляре из зеленой кожи, а Кэрри – колечко. Из настоящего золота, с темно-красным камешком.

– Вот это да! – пришел в восторг Ник. – Мне всю жизнь хотелось иметь нож в футляре. Перочинный нож, который вы мне подарили на рождество, тоже был очень хороший, но он плохо резал. Я хотел вот такой, как этот. Ну и красота!

– Береги его, – посоветовал мистер Эванс и посмотрел на Кэрри.

– Кольцо замечательное, – сказала она. Ей хотелось поблагодарить его, но в горле у нее появился комок.

Мистер Эванс, однако, понял, что она испытывает.

– Рад, что оно тебе нравится. На память от меня и тети

Лу! Тетю Лу поблагодарить было куда легче.

– Большое спасибо, – сказала Кэрри.

Тетя Лу вспыхнула и заулыбалась. В глазах у нее стояли слезы, и, когда она прошла на кухню, она обняла их обоих и поцеловала.

– Я была счастлива с вами, – сказала она. – С вами в этом доме появилась жизнь, впервые я ее почувствовала!

Ник обхватил ее за шею.

– До свидания, тетя Лу. Я очень вас люблю. – Он так прижался к ней, что она охнула, и так долго не отпускал ее, что Кэрри встревожилась.

– Отпусти тетю Лу, – велела она. – Еще успеешь с ней попрощаться. Ты же не в последний раз ее видишь.

– В последний раз идем вдоль железной дороги, – пел

Ник. – В последний раз идем по насыпи, потому что завтра мы сядем в поезд, пуф-пуф, сядем в поезд и ту-ту…

– Пожалуйста, помолчи, – попросила Кэрри.

Ник скорчил гримасу и пошел рядом с ней.

– А Глазго бомбят? – спросил он. – Наш поезд будут бомбить?

– Конечно, нет, – ответила Кэрри и подумала о том, что целый год они прожили в безопасности, далеко от бомбежек и войны, которая шла где-то над их головами, как разговор взрослых, когда она была еще слишком мала, чтобы вслушиваться.

– Не бойся, Ник, – сказала она. – Мама не послала бы за нами, если бы там не было безопасно. И кроме того, я всегда буду рядом.

– А я не боюсь! Мне бы хотелось попасть под бомбежку, вот было бы здорово! – И он опять принялся петь: –

Бомба падает – бух, пулемет строчит – так-так-так… –

Раскинув руки, он превратился в самолет, который летит низко, стреляя из пулеметов.

– Замолчи, кровожадный мальчишка! – рассердилась

Кэрри. – Ты все портишь. Пусть этот «последний раз»

пройдет в тишине и мире!

Прощальный ужин был накрыт в кухне у Хепзебы: холодная курица с салатом, пирог с сыром и луком и целое блюдо густо намазанных маслом медовых лепешек. В

плите полыхал огонь – можно было заживо изжариться, если подойти близко. Черный ход был открыт, чтобы из кухни уходил чад, и то и дело у стола появлялись куры, клевали крошки и сонно кудахтали.

Ник ел так, будто голодал целую неделю, а Кэрри почти ни к чему не притронулась. Как все замечательно: и пикник, и то, что мистер Эванс стал добрым, и колечко, и нож, и, наконец, этот последний чудесный ужин, когда за столом сидят все, кого она любит. Она была так переполнена радостью и грустью, что была не в силах съесть даже одну медовую лепешку.

Хепзеба тоже ела мало. Раза два их взгляды встретились, и Хепзеба улыбнулась, словно давая понять, что испытывает такие же чувства. Отрезав Нику четвертую порцию пирога, она заметила:

– Ну и парень! Он, наверное, явившись и на тот свет, первое, что спросит: «А где мой завтрак?»

– Мама говорит, что не знает, куда все это девается,

такой он худой, – сказала Кэрри и, как только произнесла эти слова, вспомнила, что прежде никогда не рассказывала им про маму.

– А какая у вас мама? – полюбопытствовал Альберт.

– Она довольно высокая, – начала Кэрри и тут же замолчала. И не потому, что не помнила, а потому что давно не видела маму. И ей вдруг показалось странным, что завтра в эту пору они будут ехать в Шотландию, где их ждет мама. «А вдруг я не узнаю ее или она не узнает меня?» –

подумала она и почувствовала, как залилось краской ее лицо.

– У нее такие же синие глаза, как у меня, – сказал Ник. –

Ярко-синие. За это наш папа и женился на ней, ведь он служит в военно-морском флоте. Но она не такая красивая, как Хепзеба. И так вкусно готовить она не умеет. Я такого пирога с сыром и луком в жизни не ел, а я люблю его больше всего на свете.

– Но больше, мистер Обжора, ты его не получишь, –

сказала Хепзеба. – Ни единой крошки, иначе завтра в поезде тебя стошнит.

– Его вырвало, когда мы ехали сюда, – сказала Кэрри.

– Неправда!

– Нет, правда! И ты сам был виноват, потому что лопал все подряд, как поросенок, и съел весь мой шоколад.

– Сама ты хрюшка!

– Тссс. Тчтч… – сказал мистер Джонни.

Весь день он не проронил ни слова. В самый разгар чаепития он поднялся из-за стола и пересел на стул возле двери. У него был унылый и встревоженный вид.

– Правильно, мистер Джонни, – подтвердила Хепзеба. – Тише вы, оба.