Проклятие могилы викинга

— Надо быстро закрывать! — резко, взволнованно сказал Питъюк. — Наши края эскимос хоронит мёртвых на земля, кладёт с ним инструмент и оружие для другой мир. Мой племя кладёт наверх камни, а морской племя кладёт каноэ.

Он поспешно шагнул к каноэ. Джейми и Эуэсин, потрясённые тем, что увидели, молча к нему присоединились. Все вместе они наклонили тяжёлое каноэ и осторожно опустили его на прежнее место, закрыв покойника и его снаряжение.

Подавленные, притихшие, ребята торопливо поплыли вниз по реке. Но они понимали, что большое каноэ — все же добрый знак. Наверно, пониже этого места река не такая уж порожистая и неодолимая, иначе никто не привёл бы большую лодку так далеко против течения.

Нрав Большой реки и в самом деле переменился. Она уже не мчалась вниз по склону, будто скорый поезд. Теперь она много спокойнее катила свои воды по плоской равнине меж озёр, болот и бесчисленных топей. Хотя путники и не знали этого, но они были уже на прибрежной равнине, которая окаймляет Гудзонов залив.

В этот вечер они остановились на ночлег в том месте, где люди останавливались уже многие века. Ясно видны были следы десятков чумов. В нескольких сложенных из камня очагах ещё сохранилась свежая зола. Тут же неподалёку аккуратно составлены были под грудами камней покрытые шкурами ящики и тюки. Здесь запрятано зимнее снаряжение нескольких эскимосских семей, пояснил Питъюк.

— Теперь скоро будем на место, — радостно объявил он.

У Джейми лицо стало серьёзное, озабоченное.

— На каком месте? — спросил он. — Мы ведь понятия не имеем, в каком месте Большая река впадает в Гудзонов залив. Никто из твоих зимой никогда не доходил до самого её устья. Пит. Между озером Эдехон и морем они уходили с реки и ехали напрямик, по равнине. Дальше мы совсем не знаем дороги.

— Ну, кое-что мы знаем, Джейми, — возразил Эуэсин. — Знаем, что устье севернее Черчилла. Значит, повернём на юг и поплывём вдоль берега — только и всего.

Джейми презрительно фыркнул:

— Легко сказать! «Только и всего» называется! Ты не знаешь моря, Эуэсин. Видел то большое эскимосское каноэ? Для открытого моря оно совсем не такое большое. А уж что будет с нашими скорлупками, даже думать не хочу.

Анджелина налила всем по кружке жидкого чая — заварки у них уже почти не осталось.

— Чего ты беспокоишься? — весело спросила она. — Мы прошли много-много миль, и все живы и здоровы. Ничего с нами теперь не случится. Трое настоящих мужчин и я — вот увидишь, отлично управимся.

Наутро они проплыли больше десяти миль, а потом их внесло в маленькое треугольное озеро. В северном его конце они увидели ещё одно морское каноэ, вытащенное на берег, а рядом с ним эскимосский чум — топэй. Дымок над небольшим костром означал, что на этот раз они увидят живых людей.

Когда они поплыли к стоянке, их охватило беспокойство. Чувство это было сродни тому, что испытывает актёр перед выходом на сцену. Слишком давно не видели они незнакомых людей, и оттого при мысли о предстоящей встрече с чужим народом даже растерялись немного.

Они подплывали так тихо и осторожно, что их заметили, когда до берега оставалось всего несколько ярдов. Старый эскимос с жиденькой чёрной бородёнкой вышел из чума, глянул на них, вздрогнул и поспешно нырнул обратно в чум. Через минуту он снова появился, а с ним вышли старуха и двое подростков. Все четверо стояли и опасливо смотрели на пришельцев, а те так же молча смотрели на них.

Недоверчивое ожидание длилось бы ещё долго, но Анджелина погрузила весло в воду, готовясь подвести каноэ к берегу, и певуче выкрикнула приветствие на языке племени кри.

Тут и мальчики вышли из оцепенения.

— Так толк нет, Анджелина. Они не понимал. Я скажу.

Питъюк окликнул хозяев на своём языке. Молчаливая насторожённость четверых людей на берегу как будто рассеялась. Старик крикнул что-то в ответ, и у него с Питъюком завязалась оживлённая беседа.

Наконец Питъюк сказал друзьям:

— Все порядок. Они хороший люди. Мы ходим на берег.

Пока они вытаскивали лодки из воды, он объяснил:

— Мы напугал эти люди. Никто никогда не плавал в каноэ вниз по Большой река, они никогда такое не слыхал. Они не знают, кто мы такой. Но теперь все ладно. Они хорошо меня понимал, только говорят немножко не как мой племя. Они рады гостям. Мы пойдём их чум.

Люди из морского племени оказались такими же радушными и дружелюбными, как и все другие эскимосы в других местах. Старик, его жена и два их внука были только частью семьи, состоящей из двенадцати человек. Все остальные за три недели перед тем отправились на побережье охотиться на тюленей и продавать лисьи шкурки белому человеку, который, по словам старика, жил в дельте Большой реки. Стариков и обоих мальчишек оставили здесь, чтобы они ловили сетями и вялили полярного гольца — красную рыбу вроде лосося.

Старуха суетилась у костра, варила в котле гольца для угощения, а путники сидели в чуме и разговаривали со стариком и робеющими мальчишками. Услыхав, что в дельте реки живёт белый торговец, ребята обрадовались:

— Спроси, как зовут этого белого, Пит. Спроси, он представитель Гудзоновой компании или кто-нибудь ещё?