– Вот почему большинство преступлений остаются нераскрытыми, – сказал он, – если за дело не берутся люди из нашего департамента. Всякие частные детективы никогда не доводят дело до конца. А что касается остальных, то, как только все начинает идти на лад, их напряжение спадает и дальнейшее расследование уже никого не интересует. Это как морская болезнь, – философски добавил он, немного помолчав. – Как только сходишь на берег, ты о ней забываешь и бежишь в буфет, чтобы наесться! Что ж, мистер Росс, я рад, что дело закончено, поскольку считаю, что мои услуги больше не понадобятся. Мне кажется, что мистер Трелони – человек дела, и теперь, когда он снова здоров, он сам разберется в этой ситуации. А возможно, он и не станет ничего предпринимать. Ведь он ожидал, что должно было что-то случиться, но не стал обращаться за защитой к полиции. Насколько я понимаю, он не хотел, чтобы полиция искала виноватого. Вероятно, официально нам сообщат, что произошел несчастный случай (он ходил во сне или что-то в этом роде), чтобы совесть людей из отдела регистраций была чиста, и на этом все закончится. Что касается меня, сэр, скажу вам откровенно, теперь я смогу вздохнуть свободно, потому что от всего этого я уже начинаю сходить с ума. В этом деле возникло столько загадок (которых я терпеть не могу), что мне не удается с уверенностью обозначить ни факты, ни их причины. Теперь я смогу умыть руки и снова заняться обычными уголовными делами, в которых нет мистики и загадок. Конечно же, сэр, я буду весьма рад, если вы объясните мне, что тут произошло, и буду благодарен, если услышу от вас, что его вытащило из постели, когда его ранил кот, и кто орудовал ножом во второй раз. Не мог же сам Сильвио совершить все это! Знаете, я все еще думаю об этом. Мне надо во всем разобраться, иначе этот вопрос не даст мне покоя, когда мне придется заниматься уже другими делами!
Когда Маргарет вернулась с прогулки, я встретил ее в холле. Она по-прежнему была бледна и печальна, хотя я надеялся, что прогулка ее оживит. Как только она меня увидела, ее глаза вспыхнули и она пристально посмотрела на меня.
– У вас есть для меня хорошие новости? – спросила она. – Что, отцу стало лучше?
– Да, ему лучше. А почему вы так подумали?
– Я увидела это у вас на лице. Мне нужно сейчас же идти к нему. – Она бросилась к лестнице, но я остановил ее:
– Он сказал, что пошлет за вами, как только оденется.
– Он сказал, что пошлет за мной? – удивленно повторила она. – Значит, он пришел в себя? Я не думала, что ему стало настолько лучше! О Малькольм!
Она опустилась на ближайшее кресло и расплакалась. Я и сам еле сдерживался, чтобы не показать свои чувства. Ее счастливый вид и душевное волнение, упоминание моего имени в таком контексте и в такое время, неожиданно возникшие надежды – все это, свалившись на меня разом, всколыхнуло все мои чувства и затмило разум. Заметив, как я взволнован, Маргарет как будто поняла, что творилось в моей душе. Она протянула руку, которую я крепко сжал и поцеловал. Мгновения, подобные этим, когда влюбленным выпадает возможность показать друг другу свои чувства, случаются по воле богов! До этого, хоть я и знал, что люблю ее и что она будто бы отвечает мне взаимностью, во мне теплилась лишь надежда. Но сейчас протянутая мне рука и трепет, который я почувствовал в ответ на ее пожатие, вместе с полным любви взглядом ее восхитительных бездонных темных глаз, лучше любых слов свидетельствовали о том, чего может ожидать или требовать самый нетерпеливый возлюбленный.
Волшебство этой секунды не нарушили произнесенные вслух слова. Да слов и не требовалось. Если бы даже я и не был связан обещанием не говорить о своих чувствах, никакие слова в мире не смогли бы передать то, что мы ощущали в тот миг. Взявшись за руки, как дети, мы поднялись вверх по лестнице и остановились на лестничной площадке, ожидая, когда нас позовет мистер Трелони.
Я шепотом на ухо (что само по себе намного приятнее, чем говорить, как обычно, громко и на большем расстоянии) рассказал ей о том, как пришел в себя ее отец, что он говорил и о чем спрашивал меня. Разумеется, я не упомянул о том, что мы говорили о ней.
Наконец из комнаты послышался звонок колокольчика. Маргарет скользнула к двери, оглянулась и жестом, означающим просьбу хранить молчание, поднесла к губам палец. Оказавшись у двери, она тихо постучала. В ответ раздался громкий голос:
– Входите!
– Это я, отец! – Ее нежный голос дрожал в предвкушении встречи.
В комнате послышались быстрые шаги, в следующую секунду дверь распахнулась и Маргарет, которая подалась вперед, была заключена в крепкие объятия отца. Сказано было не много, лишь несколько коротких фраз:
– Отец! Дорогой, дорогой отец!
– Дитя мое! Маргарет! Девочка моя!
– О отец! Наконец! Наконец!
Отец и дочь вместе вошли в комнату. Дверь за ними закрылась.
Глава XIV
Родимое пятно