Проклятие Одии

— Нет! — отрезала Селена.

— Да! — воскликнула Анаид.

— Мне бы хотелось изложить свой взгляд на обсуждаемый вопрос, — вежливо заметил Гуннар.

— Какой еще «свой взгляд»?! Решил опять заговорить нам зубы? — скривившись, спросила Селена.

Внезапно напускная вежливость Гуннара испарилась. Он помрачнел, и Анаид поняла, что ее отец может быть строгим и непреклонным.

— Я не нуждаюсь в твоем разрешении, чтобы высказать свое мнение, — заявил он.

Голос Гуннара прозвучал так твердо, что Селена прикусила язык.

Зачарованная решительностью отца, Анаид внезапно разглядела бороздившие его лицо морщины. Лицо Гуннара было суровым и строгим. Анаид не ожидала, что ее отец будет выглядеть настолько прошедшим огонь, воду и медные трубы.

Гуннар хмурился. Вокруг его голубых глаз собралась сетка морщин. Он казался недовольным и дружелюбным одновременно. Присмотревшись получше, Анаид заметила, что на висках Гуннара поблескивает седина.

«Не может быть! Селена говорила, что на вид Гуннару не дашь больше двадцати пяти. В ее рассказах он был вечно юным конунгом Олавом, покорителем далеких земель и сердец прекрасных валькирий, молодым мореходом Ингваром, кружившим головы красавицам и кутившим в тавернах в обществе своего верного друга, задиры Кристиана Мора…»

Сидевшему перед девушкой сильному широкоплечему мужчине было на вид лет сорок.

— А где твоя вечная молодость? Разве ты не бессмертен? — не выдержав, поинтересовалась Анаид.

— Я уже давно с ней расстался, — не сводя глаз с Селены, пробормотал Гуннар.

Селена прикусила губу. Она сразу заметила, как изменился Гуннар, но не сказала по этому поводу ни слова.

— Не смотри на него, Анаид! Он притворяется. Он колдун и легко может заморочить нам голову.

— А когда ты отказался от бессмертия? — не слушая мать, спросила Анаид.

— Пятнадцать лет назад, — нахмурившись, ответил Гуннар.

— Тогда, когда решил, что мы погибли?

Кристально чистый взор Гуннара подернула задумчивая пелена. Он погрузился в воспоминания.

— Нет. Еще до твоего рождения. Помнишь, Селена?

Селена покачала головой.

— Я ничего не помню, — пробормотала она.

— Очень жаль. А вот я помню все. Когда я с тобой познакомился, ты была очаровательной колдуньей-омниорой и с тех пор совершенно не изменилась: те же зеленые глаза, те же стройные ноги, та же пышная шевелюра и та же неподражаемая манера одеваться. Но больше всего меня привлекала твоя неукротимая натура. Ты была неотразима. Я не знал, чего ждать от тебя каждый следующий миг. Ты была способна возглавить государственный переворот, взлететь до самых звезд или, растопив самое черствое сердце, поклясться кому-то в вечной любви. Неудивительно, что молодые люди из числа твоих сверстников не решались с тобой даже заговорить. Они просто тебя боялись, а я… я влюбился в тебя по уши.

Селена и бровью не повела. Анаид же было непонятно, как можно сидеть и спокойно слушать подобные слова. Сама она точно лишилась бы чувств, скажи ей Рок хоть одну из произнесенных Гуннаром прекрасных фраз, но Селена лишь злобно процедила сквозь зубы:

— Ты меня обманул. Ты не сказал мне, что твоя мать самая могущественная одиора на свете — Ледяная Королева!

— Это ты меня обманула. Ты сама не сказала мне, что я имею дело с дочерью великой омниоры Деметры — Предводительницы кланов западных омниор.

— У меня и в мыслях не было использовать это против тебя! — взвилась Селена.

— У меня тоже!

— Врешь! Ты воспользовался моей наивностью для того, чтобы я зачала от тебя Избранницу! Анаид…

— Дай мне договорить, Селена!

В этот момент Анаид решила вмешаться и во второй раз за вечер заступиться за отца:

— Прошу тебя, мама! Я же слушала, когда ты рассказывала мне о нем. Дай же теперь папе самому рассказать о себе!

Решительность Анаид или деликатная настойчивость Гуннара подействовали на Селену, и она замолчала.

Налив себе немного вина, Гуннар заговорил дрогнувшим голосом. Даже если его волнение и было притворным, и он так ловко притворялся, его рассказ потряс Анаид до глубины души.

— Вы и представить себе не можете, что такое — прожить тысячу с лишним лет… Время неумолимо. Меняются горы, реки, человеческие жилища и, в первую очередь, сами люди. Все становится иным и, в конечном итоге, исчезает. В начале жизни, когда я был молод, я хотел покорить весь мир и перекроить его на свой лад, поставив свои магические силы на службу интересам жителей родных мне северных стран.

Когда я обрел власть, по моим приказам стали строиться жилища из камня и большие драккары, бороздившие моря в поисках новых земель, которые я завоевывал и присоединял к своим владениям. Мое сердце исполнялось гордостью, когда в мои гавани возвращались груженые тканями, пряностями, зерном и драгоценностями корабли, а мой народ ликовал. Я был конунгом Олафом, правившим норвежскими фьордами. Я возглавлял экспедиции, писал стихи и даже позволил себе влюбиться в прекрасную Хельгу. Но потом она умерла. Наши дети состарились и тоже умерли.