– На память приходит письмо одного из христиан, участвовавшего во взятии Иерусалима. Раймонд Ажильский. Да! Это его имя. Он писал: «… Тут ты увидел бы поразительное зрелище… На улицах и площадях города можно было видеть кучи голов, рук и ног. Если поведаем правду – превзойдем всякую вероятность. Достаточно сказать, что в Храме Соломоновом и в его портике передвигались на конях в крови, доходившим до колен всадникам и до уздечки коня… Драгоценным зрелищем было видеть благочестие пилигримов перед Гробом Господним и как они рукоплескали, ликуя и распевая новый гимн Богу».
– У тебя замечательная память, брат!
– Такое трудно забыть, – грустно ответил Алаеддин.
– Вот почему мой меч всегда в крови. А дикарям христианам мало лишать зубов. Им нужно сносить головы. Эти дети шайтана и беззубые жаждут плоти правоверных. Аллах даст нам силу и мужество прийти в их темные леса и уничтожить нелюдей, что питаются человеческим мясом и купаются в крови. К моей печали я уже стар и не доживу до того дня, когда наши всадники принесут на кончиках своих копий просвещение и культуру темным народам Европы. Но мой сын… Он дойдет до Атлантического океана!
– Да! Сулейман достойный наследник славы османских беев! Быть ему султаном османского султаната[161]
!– Османской империи! Вот только… Не Сулейману… А…
– Кому же? – удивился великий визирь.
– Мураду! – воскликнул бей грозных осман.
– Мураду? – не поверил своим ушам Алаеддин. – Прости меня, мой брат, но…
– Знаю, что ты хочешь сказать. Мурад вспыльчив и не всегда прислушивается к голосу разума. Даже меня осмеливается ослушаться.
– А это безумное плавание в зимнем море! И ради чего? Какой-то девчонки!
– Эта дерзость его характера, характера, который всегда настаивает на своем. Характера, который всегда добивается того, чего желает. Если он пожелает завоевать Европу, он ее завоюет. А что касается девчонки… Дело не только в ней. Мурада оскорбили, не дав возможность преподнести подарок той, кого он выбрал. Подарок победителя, хотя и христианского, но воинского турнира. Он отомстил, похитив эту девицу. Он добился того, что наказал человека унизившего его, и возможно, организовавшего предательское нападение на посла бея османов! Мурад доведет месть до конца! Его никто и ничто не остановит. Таким и должен быть султан великих османов!
Шатер Даута был вчетверо большим, чем черная «столица» османского бея. Сюда беспрерывно входили и выходили люди разного сословия и ремесла. Больше всего было тех, кто не выделялся ни одеждой, ни оружием. Они склонялись над ухом восседающего на красной подушке Даута, быстро что-то шептали и еще быстрее уходили.
Начальник тайной службы бея осман только кивал головой и указывал шептунам на различные занавеси, что делили шатер на множество маленьких комнат. Там сидели писцы и те, кто должен был быть осведомлен о новостях – тайных и доступных.
По левую сторону от Даута, вот уже несколько недель, на войлочном полу, окаменев, сидел странный человек в новых одеждах франкского покроя и странного для Востока синего цвета. Синее чудовище, с торчащими из разорванного рта клыками и с черной пустотой между ними. А еще уродливый длинный нос и глаза, что пугали даже храбрых воинов. Синий пес из глубин ада, в первый же день прозванный служивыми и гостями Даута «синим шайтаном».
В коротких перерывах от важных государственных дел начальник тайной службы обращался к своему псу с различными словами, но почти всегда получал только молчаливый кивок огромной головы, которая всегда была покрыта огромным синим капюшоном огромного плаща.
– Я и теперь тебе скажу, Гудо, что ты напрасно отказался от золота Эврена. Он же возвращал тебе твое же. Как было не взять? Великий Пифагор сказал бессмертные слова: «Великая наука жить счастливо состоит в том, чтобы жить только в настоящем». С этим золотом ты сейчас жил бы…
– Ты сказал, что это золото не освободит меня.
– Верно, – обрадовался Даут тому, что его «синий пес» соизволил ответить. – Но если к этому золоту приложить то, что ты, как искусный палач, мог бы заработать у щедрых османов…
– Проклятие палача… Проклятие палача… Проклятие палача, – вновь забормотал личный шайтан начальника тайной службы.
Даут вздохнул. Ну и упрямо это чудовище. Так настойчиво отказываться от столь доходного ремесла. Вбил себе в голову, что над ним весит меч, который называется «проклятие палача». А мог бы порадовать бея Орхана своим исключительным даром и мастерством палача. А он без сомнения от бога! Как и искусство лекаря. Об этом можно судить по тому, как легко и правильно вправляет вывернутые конечности и плечи этот Гудо тем, кого пытал палач начальника тайной службы. Это он делает даже с охотой и удовольствием. Но не как врачевателя желает видеть своего «синего шайтана» Даут, а именно как палача, слава о котором достигнет даже небес!