Проклятие Пифоса

— Сам факт их возвращения тому доказательство. Кому бы еще было до них дело? Впрочем, меня мало заботит природа нашего врага. Куда важнее то, как вернее его уничтожить. Помехи, с которыми сталкивается госпожа Эрефрен, ставят в тупик все наши военные начинания. Психологические атаки также дорого нам обходятся.

— Какие будут приказы? — спросил Даррас.

Аттик подошел к краю пропасти.

— Мы обнажим правду, — провозгласил капитан. — А для этого спустимся в сердце лжи.

Работы навалилось больше прежнего. И вся она была срочной. Аттик потребовал полностью обнажить подземное сооружение. Все колонисты были переброшены на плато. Слуги, не занятые поддержанием функционирования базы, тоже. Приказ был исключительно простым — «копать».

И Каншель делал, что ему говорили. Снаряжения на всех не хватало. «Веритас феррум» был оснащен для уничтожения, а не для колонизации. Большая часть рабочей экипировки осталась от флота беженцев, при том что инструменты, спасенные с посадочных площадок до наступления ящеров, были такими же изношенными, как и сами корабли. Ни о каких бульдозерах или экскаваторах и речи не шло. В распоряжении рабочих были лишь кирки да лопаты — и те в большинстве своем собранные по кускам из металлолома. Задача и без того стояла колоссальная, а обстоятельства делали ее и вовсе почти невыполнимой. Но, движимые волей, своими натруженными руками люди принялись за дело. Колонисты горели желанием помочь. Половина их занималась возведением стены и сдерживала налеты кровожадных хищников. В последнее время нападения стали случаться реже, и отразить их удавалось без серьезных потерь. Остальные беженцы присоединились к слугам легиона в их посягательствах на землю у оснований холмов.

Каншель больше не питал надежд на сон, вызванный истощением. Он знал, что ночь принесет крики, и мог надеяться лишь на то, что вопить будет не он. Впрочем, работе Иерун все так же радовался. Она позволяла ему сосредоточиться днем и почувствовать себя полезным. Вокс-рупоры транслировали по всему плато речи Аттика, обещавшего, что Железные Руки вскоре перенесут войну на территорию врага. Каншель искренне хотел ему верить. Но чем дальше он копал, тем более хрупкой становилась его вера.

Его беспокоило, насколько быстро продвигается работа. Казалось, самой земле не терпится раскрыть свои секреты. Каншель вместе с десятками других рабочих брал приступом края второй ямы. Каждый удар откалывал куски грунта, которые, кувыркаясь, улетали вниз, в темноту. Комья глины и галька барабанили по черной поверхности строения. Со временем все большая часть конструкции открывалась взглядам, но ореол загадочности вокруг нее лишь сгущался. Становился очевидным масштаб подземной постройки, и Каншель задумался, могла ли она пролегать подо всем плато. Аттик направил еще несколько бригад начать раскопки в точке, равноудаленной от всех четырех холмов. Но пока им не удалось добиться ничего, кроме большого котлована в земле.

Таинственность конструкции подтачивала веру Каншеля. Открытая свету дня, она будто насмехалась над здравым смыслом. Со стороны она казалась несуразным буйством орнаментальной скульптуры, не отображавшей ничего реального. Извивающиеся линии и выпуклости на камне служили абстрактным языком леденящего кровь величия. Глядя на резные узоры, Иерун видел силу, замороженную в камне, и камень, готовый взорваться с великой силой. Он не мог смотреть на них подолгу — начинала жутко болеть голова, будто кто-то пытался выдавить ему глаза. Кожа зудела так сильно, что, казалось, слезала с костей. Но когда слуга пробовал отвести взгляд, одна мука сменялась другой. Боковым зрением Каншель продолжал улавливать движения. Резные линии на камне, словно змеи, взывали к нему. Но стоило ему обернуться, все замирало, будто никогда и не шевелилось. Но эта неподвижность была издевательски обманчива. С каждым разом Иерун все больше опасался, что камень на самом деле шелохнется, и это будет последнее, что он увидит в своей жизни.

Колонисты с полной самоотдачей трудились как на раскопках, так и на возведении стены, и все время пели. Саму свою работу они превратили в акт поклонения. Страх словно был над ними не властен. Каншелю становилось дурно от зависти. На лицах других слуг он видел отражения своих собственных кошмаров. Их взгляды метались по сторонам, как и его. Люди выглядели бледными и напряженными от недостатка сна. Каждое их действие сквозило отчаянием. Но были и те, кто, несмотря на страх, казались более спокойными и собранными. Они словно черпали силы из какого-то глубинного источника. Каншель видел в них нечто необычное. Нечто, роднившее их с колонистами.

Они верили.