Проклятие Пифоса

Гальба ощутил разгорающееся внутри него пламя сочувствия. И задавил его. Он сам стал изгоем в роте. Учитывая, что он не псайкер, как он мог быть уязвим? Антон догадывался — все дело в плоти. Слишком много ее он на себе оставил. Ее слабость открыла дверь врагу. Но теперь он вернул доверие Аттика и больше не предаст его. Он не позволит сантиментам помешать ему сделать необходимое. Слугам не хватало дисциплины, чтобы видеть мир таким, какой он есть. Теперь сержант понимал, что Железные Руки должны быть бдительны и готовы в любой момент задавить бредовые фантазии, что пустили ядовитые корни в умах многих слуг. Он сам не должен был терять бдительность. Не должен был давать слабину.

Быть человечным.

«Сжечь».

Сержант отвернулся от шокированных смертных и зашагал к «Несгибаемому», где его уже ждал Аттик. Гальба не предполагал, что капитан ответит на упрямство колонистов столь категорично. Он еще мог позволить себе роскошь сиюминутного удивления, но разделять потрясение смертных — это уже перебор. Так Антон говорил себе.

И, убеждая себя, что иного пути нет, он пытался сдержать собственный нарастающий страх.

Глава 16

ГНЕВ

Кхи’дем даже не пытался скрыть свой ужас.

Он ворвался в командный центр прямо перед рассветом. До самых последних минут перед ударом по приказу Аттика вход был закрыт для всех, кроме его офицеров. К тому моменту «Веритас феррум» уже вышел на позицию. Рулевой Эутропий по каналу вокс-связи ждал команды спустить с цепи гнев корабля. На протяжении всего подготовительного этапа Гальба держался в сторонке. Он не пытался переубедить Аттика. Знал, что стоило бы. Но был убежден, что не должен.

Он не мог думать. Внутри командного центра он не слышал криков и стонов слуг, терзаемых в объятьях теней. Впрочем, вряд ли он услышал бы их, даже стоя прямо посреди барака. Его голова раскалывалась от бесконечного напутствия «сжечь, сжечь, сжечь». Ритмичное биение неотложности отдавалось в его разуме подобно пульсу его сердец. Но сержанту кое-как удавалось сохранять внимание. Он даже сумел пробиться сквозь давящую пелену этой навязчивой идеи, когда капитан заговорил с ним. Сумел выслушать и ответить. Но всего через несколько мгновений он уже не мог вспомнить, что слышал и что говорил. В голове остался один лишь несмолкающий призыв. Будь на то его воля, сержант приказал бы стрелять немедленно.

Приближался час скорбного серого рассвета на Пифосе. Гальба встречал его с облегчением. Навязанное ему побуждение слабело, превращаясь в мрачное предвкушение. Скоро Железные Руки сделают свой ход. Скоро от руин ничего не останется, и машина будет уничтожена. Скоро буря в его голове утихнет.

«Скоро, скоро, скоро».

И все же, когда явился Кхи’дем с перекошенным от ярости лицом, Гальба обрадовался. Протест сына Вулкана был столь же необходим, как и сам удар. Губы Гальбы скривились от чувства противоречия, волной прокатившегося от висков до живота. В который уже раз он проклял свою плоть за то, что ввергла его в пучину сомнений. Он хотел, чтобы ее не стало.

«Скоро».

— Это убийство, — сходу заявил Кхи’дем.

— Нет, — спокойно ответил Аттик, безразличный к буйному негодованию сержанта Саламандр. — Мы предложили людям безопасность, но они нам отказали. Мы никого не держим в целевой области силком. Они вольны уйти. И у них на это еще осталось несколько минут.

Капитан говорил безо всякой злобы. И без жалости.

— Вы собираетесь сознательно истребить гражданское население без видимого присутствия врага. Это ошибка! Как после этого вы еще смеете утверждать, что лучше тех же Пожирателей Миров или Повелителей Ночи?

Гальба напрягся от такого оскорбления. Аттик же никак не отреагировал.

— Вздор, — вот и все, что он сказал. Похоже, он, наконец, разобрался в Кхи’деме. Вечность назад, над Исстваном V, все обстояло иначе. Тогда Кхи’дем убедил Аттика подобрать удирающие «Громовые ястребы», воззвав к чему-то в капитане, что выходило за рамки холодной военной рациональности. Теперь он пытался снова, но все его усилия разбивались о глухую стену. Того, на что он пытался давить, в Аттике больше не было.

Капитан Железных Рук склонился над гололитическим столом. Изображение «Веритас феррум» застыло непосредственно над координатами поселения, словно клинок, готовый вырезать вражеское сердце.

— Брат Эутропий, — вызвал по воксу Аттик.

— Жду приказов, капитан, — голос рулевого трещал от статики, но даже так связь между кораблем и силами на поверхности была гораздо чище, чем за все предыдущие дни. Даже разъедающий реальное пространство вокруг Пифоса варп не мог остановить готовящийся удар.

— По моей команде отсчет с пяти сотен.

— Как прикажете.

— Капитан Аттик, — взмолился Кхи’дем, — прошу, подумайте о…

— Отсчет.

— Принято, отсчет пошел, — доложил Эутропий.

— Благодарю, рулевой.

Аттик отключил стол. Гололит рассыпался мерцающим грубым снегом.

— Что вы наделали? — протянул Кхи’дем.

— Избавь меня от сентиментальности твоего легиона, Саламандра. Мне до нее нет никакого дела, — Аттик направился к выходу из командного центра. — Братья, вы со мной?