Проклятие Пифоса

Но еще он знал, что победит. Информация от Эрефрен была столь детальной и точной, что только законченный идиот мог облажаться с такими козырями на руках. А Аттик точно знал, что он не идиот.

Капитан переключил изображение на карту области вокруг точки Мандевилля Гамартии.

— А вот как мы нанесем удар.

Он уже почуял кровь.

Эскадра Детей Императора вынырнула из варпа ровно через двадцать четыре часа после того, как «Веритас феррум» достиг той же точки Мандевилля. С прибытием сил предателей атака Железных Рук началась незамедлительно. Сполохами злых цветов в пустоте расцвели эманации варпа, явив материальному миру три корабля. Внезапное появление объектов столь огромной массы активировало минное поле. Ловушка была исключительно простой. Стандартная конфигурация минного поля предполагает покрыть широкую область пространства с вероятностью смертельного столкновения. Но Аттик точно знал, где объявится враг, и его мины служили не барьером. Они были его сокрушающим кулаком. Модули пассивных ауспиков каждой мины среагировали на появление кораблей, и взрывчатые заряды устремились к колоссальным монументам из железа и стали, что из ниоткуда возникли среди них. Роем разъяренных насекомых они набросились на суда предателей, и их укусы расцветили пустоту десятками вспышек. Вдоль корпусов боевых кораблей распустились вереницы огненных шаров.

Группа мин поразила «Вечное величие» прямо в центр. Взрывы следовали один за другим. Пустотные щиты схлопнулись, объяв корабль искрящимся ореолом рассыпающейся энергии. Теперь заряды вгрызались в обшивку правого борта, пробиваясь к ядру корабля и переламывая его хребет. Пламя лизнуло артиллерийские склады эскортного крейсера, и те взорвались. Корабль раскололся надвое. Еще мгновение он висел в пустоте космоса — рассеченный, но пока отчетливо узнаваемый. Горделивая величавость его шпилей и грозная мощь очертаний носа остались нетронуты, словно память о вековых победах еще могла скрепить «Вечное величие» воедино. А уже в следующую секунду его поглотила смерть — новорожденное солнце, вырвавшееся на волю из сердца двигателей. Пылающая плазма излилась в вечную ночь на холодных границах Гамартии и окатила два других судна эскадры.

За ударной волной последовало пламя, окончательно добившее и без того потрепанные защитные системы «Золотого сечения». Второй корабль сопровождения начал разворот при первых же ударах мин. Ему досталось немногим слабее «Вечного величия», но более рассеянные попадания, словно гнойная чума, покрыли нарывами все тело судна. Когда смертный вопль собрата достиг «Золотого сечения», корабль содрогнулся, и его двигатели, вспыхнув в последний раз, умерли. Крейсер продолжал свой разворот, неуклюже и медленно, словно раненое животное.

И когда его боком пронесло мимо терпеливо ждавшего «Веритас феррум», ударный крейсер Железных Рук громко заявил о себе. Лэнс-излучатели и орудийные батареи открыли огонь. Энергетические лучи прочертили пустоту, уничтожили слабеющие пустотные щиты «Золотого сечения» и вспороли обшивку предательского корабля. Следом ударили твердотельные снаряды, мощными бронебойными боеголовками сокрушая раненую добычу. Обстрел не прекращался. То было запоздавшее возмездие, ответ за унижение на Исстване.

Ад разверзся в коридорах эскортного корабля. Волна очищающего пламени прокатилась по его внутренностям, пожирая всех на своем пути — легионеров, рабов, сервиторов. Все обратилось в пепел. «Золотое сечение» так ни разу и не выстрелило в ответ. Железный кулак Аттика низверг его в смирение, безмолвие, забвение. И смерть его пришла не в виде огненной феерии. Корабль развалился на части. Спустя всего несколько минут единственными огоньками, освещавшими его корпус, остались угасающие языки пламени. Истерзанная громадина уплывала в вечную ночь, медленно вращаясь в пустоте и рассыпаясь на обломки — еще одна мертвая глыба, которой суждено веками кружиться вокруг далекой Гамартии.

Осталась только «Калидора». Боевая баржа являла собой истинного левиафана, все тело которого, словно шипами, была усеяно всевозможными орудиями. Но она также было и великолепным хрустальным городом — лиловой жемчужиной, разгонявшей темноту своим сиянием, преисполненным злобы и высокомерия. Подлинный монумент излишеству. С многообразием ее бортовых орудий могло сравниться лишь вычурное изобилие всевозможных украшений. Границы между оружием и произведением искусства стерлись. Статуи простирали к звездам руки, что были пушками. Лэнс-излучатели были вмонтированы в бесформенные скульптуры, напоминавшие застывшие во льду взрывы, и олицетворяли торжество крайностей, чувств, экстаза.