Проклятие Пифоса

На третий день после обнаружения развалин Каншель помогал возводить очередную юрту, когда услышал крики. Они прилетели с северо-запада, где в частоколе были проделаны ворота. Строительная бригада наполовину состояла из колонистов, и те побросали округлые деревянные жерди и кинулись к воротам. Иерун и его товарищи-слуги последовали за ними. Крики доносились с другой стороны стены. Вскоре их заглушило рычание рептилий, а спустя несколько мгновений визги превратились в более слабые мучительные стоны, которые вскоре тоже стихли. Рык зазвучал глухо.

«Набили себе пасти, твари», — в ужасе подумал Каншель.

Сначала раздавались только звуки рвущейся плоти и разгрызаемых костей. А затем вдруг громыхнула короткая очередь — глубокое стакатто болтера, которое ни с чем не перепутать.

Опустилась тишина. Группа перед воротами замерла без движения. В передних рядах Каншель заметил Ске Врис. По всей длине частокола, на полтора метра ниже наконечников заостренных стенных бревен, протянулся мостик. Колонисты-стражники, что раньше метались по нему, теперь стояли и молча созерцали разворачивающуюся внизу сцену. Один из них подал знак, и четверо других шагнули вперед, чтобы поднять тяжелые ворота. Внутрь вошел Кхи’дем с закрепленным на бедре шлемом. Труп, который он тащил, напоминал уже не человека, а мешок выпотрошенного мяса. Но воин держал его очень бережно и почтительно, а затем передал его подошедшим колонистам. На плече космодесантника висела лазерная винтовка. Он снял ее и протянул Ске Врис.

— Еще работает.

— Благодарю вас, великий господин, — Ске Врис низко поклонилась.

Кхи’дем фыркнул.

— Не стоит. Пусть лучше ваши люди прекратят страдать подобной глупостью. Незачем так рисковать.

— Мы должны следовать традициям, — объяснила женщина. — У нас есть обязанности, священные для нас. У вас, уверена, тоже.

— Как хотите, — ответил легионер и зашагал прочь.

Колонисты, которые открыли ворота, теперь сами прошли сквозь них и скрылись на склоне плато. Каншель подошел к Ске Врис.

— Что случилось? — спросил слуга. — Как он очутился за стеной?

— Он охотился.

— Охотился? — у Каншеля отвисла челюсть. Люди не могли вести себя подобно хищникам на Пифосе. Они были добычей, и их выживание зависело от принятия этого простого базового факта. В поселении хватало припасов — в основном, пайков, собранных из зоны посадки кораблей флота. Не самая изысканная пища, но ее было достаточно, чтобы люди могли закончить строительство поселения и в дальнейшем организовать крупные охотничьи отряды, способные убивать одиночных животных без катастрофических потерь. Для одного-единственного смертного выбраться за стены было равносильно самоубийству.

— Охотился для чего? — потребовал объяснений Каншель.

Ске Врис посмотрела на него, словно на умалишенного.

— Для домов, разумеется.

Слуга через плечо посмотрел на юрты, а затем, ужаснувшись, снова на Ске Врис. Поверх деревянных каркасов были натянуты шкуры ящеров, образуя стены и потолки. Дубить их времени не было, поэтому на жилищах висела сама плоть зверей, очищенная и растянутая. Кожа оказалась настолько прочной, что отлично подошла для нужд колонистов, хотя Иеруну этот материал показался слишком противным. Из-за него дома выглядели слишком органическими, будто живыми. Сам он предпочел бы хижины, сложенные из дерна или бревен. Несмотря на строительство лож и частокола, вокруг еще оставалось полно сырья. Но колонисты настаивали на необходимости именно таких убежищ. Поначалу Каншель думал, что шкуры остались от ящеров, убитых при очищении плато. Он ошибался.

— Вы с ума посходили? — выдохнул слуга.

Ске Врис улыбнулась.

— Разве это глупо — жить и умирать за свои традиции? За свои верования? Разве ты не готов принести такую же жертву?

— Разумеется, готов, — разгоряченно ответил Каншель. — Но если эти верования неразумны…

— А твои? Твои разумны?

Иерун не нашелся, что на это ответить. Он был поражен, если не сказать — раздавлен, тем, насколько Ске Врис отделяет свои традиции от традиций Империума. Каншель снова задался вопросом, были ли эти колонисты потерянным народом, который никогда не знал благ имперского мира. Но затем отмел этот вопрос. Такие мысли были вне его компетенции. Если Аттика не заботит неортодоксальность колонистов, то и его не должна.

Каншель не сводил взгляда со Ске Врис, пока снова не открылись ворота. Он встрепенулся, ожидая увидеть рвущихся внутрь ящеров. Он слышал хищников в джунглях за частоколом. С каждым днем их рев становился все громче. Однако в поселение никто не ворвался, а спустя минуту показались четверо колонистов, тащивших за собой останки убитого Кхи’демом зверя. Когда ворота закрылись, Ске Врис хлопнула в ладоши.

— Ну вот, — усмехнулась она. — Мясо для еды, шкуры для убежища. Мы утратили и мы обрели.

— Сожалею о смерти вашего сородича, — сказал Каншель.

— Мы почтим его память. Он будет жить в воспоминаниях и в стенах наших домов, ведь он умер на земле наших мечтаний. — Послушница широко распростерла руки, словно принимая в радостные объятья весь этот мир. — О чем тут сожалеть?