— Он был не достаточно солидным? — в очередной раз уточнил полковник и, взглянув на задержанного, горячо добавил: — Послушайте, Константинов или Селезнев, как вам больше нравится? Мне надоело вытаскивать из вас каждое слово, коли вы уж начали разговор, так будьте откровенны и извольте изложить всю историю без понуканий, или мы пойдем по пути установления вашей сомнительной личности, и уж как минимум подделку документов я вам точно обещаю. А теперь я слушаю, — последняя фраза прозвучала резко и требовательно, как приказ. И, кажется, подействовала.
— Ну, хорошо, — поджав губы, согласился Пифагор. — Я расскажу. Я не знал этого человека, Полушевича. Он назначил встречу, я приехал, он попросил денег взаймы и показал мне залог. Я узнал эту вещь и отказался ссужать ему деньги. Он кипятился, настаивал, объяснял ситуацию, в которую попал, но помочь ему я не мог, а другого залога у него не было.
— Что это был за залог?
— Старинный перстень с крупным голубым карбункулом. Очень ценный.
— Почему же вы отказались его взять?
— История долгая, — откидываясь на спинку стула, проговорил Пифагор, а после секундной паузы, словно решившись на что-то, продолжил: — Но уж коли у нас с вами пошел такой откровенный разговор, я расскажу вам ее. Пожалуй, расскажу.
— Мой отец был кадровым военным, еще до войны был у него старший товарищ и командир генерал Щербатов. До войны мы жили в одном доме, дружили семьями. Был у Щербатовых сын Николай, постарше меня, дружили мы с ним, точнее, был он мне вроде старшего брата, опекал, защищал, уму-разуму учил.