Проклятие рода

- Черт! Неужели это связано с тем самым случайно подслушанным разговором в церкви. Но меня никто не видел. Или все-таки видел… – Мелькнула мысль, Гилберт облокотился на стол, незаметно опустив вниз правую руку на рукоять меча. – Я служу королю Густаву и кронпринцу Эрику, а не советнику Петерссону.

- Я знаю даже то, Гилберт Бальфор, что вы отныне капитан отдельного английского отряда, охраняющего его высочество. - Невозмутимо продолжил человек-хорек. - Мое дело заключается в том, чтобы сообщить вам некоторые подробности о вас самом и подумать вместе, насколько они будут интересны господину магистру.

Гилберт молчал. Шпион даже бровью не повел:

- Я только что вернулся из Улеаборга, где узнал, что один англичанин, когда-то был московитом. – Улыбка не исчезала с его лица. – Правда, очень занятные новости? Кто бы мог подумать? Монастырь давно закрыт, монахи разбрелись по свету, старый наместник рыцарь Андерссон умер, но кое-кто остался... – Водянистые глаза слегка прищурились, стальными иголками ощетинились. - …из тех, кто вашего, господин рыцарь, отца вешал, да и вас припомнил… - Взгляд снова стал непроницаемым. - Я не тороплю вас с ответом, хотя, повторюсь, при моем ремесле очень часто нужно лишить собеседника присутствия духа, заставить нервничать и сознаться в грехах. Сейчас иной случай. Подумать даю. Взвесить. Я не тороплюсь. У нас есть время – советник в отъезде, пару дней его не будет. – Маленький хищник развел руками в стороны. – Поэтому я загляну к вам завтра, в тоже время. За ответом и… деньгами, которые помогут мне слегка перепутать все то, что я узнал в Улеаборге и подтвердить, что вы являетесь дальним родственником отца Мартина, англичанина и бывшего приора доминиканского монастыря. – Человек замолчал. Его улыбка распространилась и на глаза.

Молчал и Гилберт, не зная, что сказать. Новость была не из приятных. Мелькнула мысль:

- Может убить его прямо здесь? – Рука крепко обхватила рукоять меча. – Что это изменит, если он был послан Петерссоном с определенной целью? Советник сразу догадается… Мне не тягаться с Петерссоном… даже Уорвик ничем помочь не сможет… Бессмысленно… Король не простит обмана… - Гилберт отпустил меч и положил руку на стол. Взял кружку, отпил вина. Вспомнил еще и о подслушанном разговоре. – Да, пришла беда – отворяй ворота… Что если он проверяет, а советник уже обо всем извещен? Нет. Он пришел за деньгами… Хочет заработать… Советник действительно сейчас в Упсале у брата-архиепископа… Скорее всего, не врет ищейка… Сколько он хочет?

Человек-хорек еще больше растянул в улыбке губы, блеснув мелкими хищными зубами:

- Вы не спрашиваете о цене… Понимаю… - Покивал сочувственно. - Скажу сам – сто звонких серебряных монет. Итак, до завтра!

Как и подобает шустрому зверьку, человек моментально испарился, словно его здесь и не было.

Гилберт осмотрелся – Любава куда-то вышла, и слава Богу, она не видела этого человека. Он со стоном закрыл лицо руками. Они все-таки прознали, разнюхали, раскопали. Как? Он считал, что найти кого-либо, кто знал о его прошлом невозможно. Это было так давно. Тринадцать лет назад. В другой жизни. Но теперь это его жизнь. Его, Любавы, детей… Но это и его грех, взявшего чужое имя, попытавшегося жить под этим именем, чужой жизнью. И вот расплата…

- Что-то ты больно загрустил, молодец! – Кто-то произнес по-русски. Гилберт вскинул голову, перед ним сидел Шарап. - Семен Замыцкий, русский посланник в Стекольне. – Представился боярский сын и протянул руку. Гилберт чуть задержавшись, ответил на рукопожатие. – Что этот хорек, - Шарап мотнул головой в сторону двери, - хотел от тебя? Они и нас пасут, как коров. Только мы лишь с виду простоваты…, а так на козе-то не объедешь… - Подмигнул хитро Семен.

Гилберт медлил с ответом. Обдумывал, рассказать ли этому русскому. Про него говорила Любава. Можно ли ему доверять? Жена утверждала, что нет. Что все московиты хитры, лживы, двуличны… Тем более, (она так сказала), что этот, сидящий сейчас напротив, связан с кем-то, кто продал Любаву покойному мужу Нильссону… Но таким образом их судьбы пересеклись. А он сам, Гилберт, кто он-то? Их земли были под Новгородом, но после отошли к Москве, как и Любавина Тверь. Только жена никак не могла этого простить московитам, хотя и служила их великой княгине. А он? Да ему все равно было. Из своего детства, юности он не вынес чего-то плохого, связанного с Москвой… А если сейчас сам Святой Георгий посылает ему в помощь этого рыжебородого?

- Он прознал, что я русский… В Каянии в плен был взят. - Опустил голову Гилберт.

- Что с того, что прознал? – Невозмутимо спросил Шарап. – Отчего не донес? Денег хочет?

Гилберт кивнул молча.

- А ты?

- Ничего. Он обещал придти за ответом.

- Когда, говоришь, обещался? – Прищурился Шарап.

- Завтра. В тоже время.

- Ну это беда – не беда. Придет, ничего не давай ему, и пущай с Богом уходит. Дале, дело мое будет.

- Почему ты мне помогаешь? – Гилберт пристально посмотрел на Замыцкого.