Проклятие рода

- Нет, нет… - заспешил с ответом священник из Моры, - что вы, брат мой, я целиком вас поддерживаю, и мое мнение полностью совпадает с вашим.

- Тогда сразу и приступим к делу. Надеюсь, палач вами предупрежден?

- Да, да! – Закивал преподобный Хемминг. – Он наготове еще со вчерашнего дня.

- Тем лучше! Заминок больше не будет! Пока отец Мартин пытается собрать какие-то доказательства ее невиновности, мы уже получим ее признание, которое будет внесено в протоколы суда. Этого более чем достаточно! Никакие доказательства не перевесят собственного признания ведьмы!

Ничего не понимающую Уллу стражники грубо выволокли из камеры, и она вновь предстала перед судом. Однако теперь ее привели не зал, а в какое-то мрачное плохо освещенное продолговатое помещение, с единственным окошком где-то под потолком. Дышалось тяжело - воздух здесь был спертый и душный. Пахло чем-то неприятным, как будто отбросами. В глубине мерцал огонь жаровни, и его отблески, казалось, облизывали с жадностью темные стены, выхватывая из мрака какие-то странные предметы и приспособления.

У входа ее ожидали двое – тот самый монах, буравивший ее пронзительными взглядами вчера и второй – тоже священник, что председательствовал на суде. Третьего, с которым был молодой человек, что приглянулся Улле, их не было. Она в страхе озиралась по сторонам в ожидании чего-то ужасного.

- Ну что ж… - раздался тонкий голос францисканца, - можно приступать! Давайте ее сразу туда. – И он показал рукой в сторону, где полыхала жаровня. Стражники подхватили едва державшуюся на ногах девушку и потащили ее в глубину помещения. Навстречу ей шагнул человек, которого она даже сначала и не заметила из-за его темных одежд, сделавших его неприметным на фоне черных стен. Увидев его лицо, Улла все поняла – это был палач!

- Приступайте! – Вновь прозвучал фальцет монаха. Она обернулась и увидела, что оба судьи уселись за стол, и к ним присоединился тот самый высокорослый детина, что вчера все записывал на процессе. Туповатый на вид парень ловко разложил все свои бумаги и письменные принадлежности, и теперь с вожделением и усмешкой поглядывал на несчастную. Преподобный Хемминг сидел с безразличным видом, а лицо францисканца исказила недобрая улыбка и его глаза загорелись адским пламенем. – Я же сказал: Приступайте! – Повторил он приказание палачу.

Тот приблизился к девушке, которую продолжали крепко держать за руки два стражника, и одним ловким движением небольшого ножа, в одно мгновение разрезал на ней все платье, и тут же сорвал его с нее. Впервые, за всю свою жизнь, Улла осталась абсолютно обнаженной сразу перед несколькими мужчинами. Ее захлестнул стыд, ей показалось, что она покраснела сейчас вся от макушки до пяток, что она вот-вот провалиться сквозь землю… Она видела, как они пожирали глазами ее наготу, как осклабился в скверной усмешке этот долговязый секретарь… но впереди было еще худшее…

Палач подал знак стражникам, и те, подхватив, готовую лишиться чувств девушку, подняли и швырнули спиной на специально приспособленную широкую доску. Палач, не мешкая, развел сначала ее ноги в стороны и крепко прихватил щиколотки кожаными ремнями, затем тоже самое проделал с ее руками, привязав к доске запястья. Теперь она совершенно обнаженная была, как бы распята перед ними. Ужас, оскорбление, стыд, унижение все обрушилось сразу на несчастную, и, казалось, придало ей сил… но палач знал свое дело и ремни впились в тело, не позволяя даже шевельнуться.

- Осмотрите ее! – Откуда-то издалека донесся детский голос францисканца. Палач послушно взял заготовленный заранее факел, сунул его в жаровню, и вспыхнувшее пламя озарило помещение. От яркого света, Улла зажмурила глаза.

- Боже! – Ей хотелось кричать, но голос пропал. Она силилась что-то произнести, но ее челюсти оказались сжаты неведомой силой, а язык прилип к гортани. – Что они делают!

Сквозь опущенные ресницы она видела, как палач склонился над ней и стал внимательно и бесцеремонно осматривать все ее тело. Это было так унизительно, что девушка изо всех сил зажмурила глаза, и даже не видела и не чувствовала, как палач взял бритву и сбрил ей волосы «даже и на таких местах, которые не могут быть произнесены пред целомудренными ушами, и рассмотрел все тщательно» - секретарь Йоран записал в протокол под диктовку францисканца.

- Ну что там? – спросил палача отец Герман, когда тот распрямился, завершив унизительную процедуру.

- Есть несколько родимых пятен. – Раздался грубый голос. – На левой груди, в двух пальцах от соска, на правом плече, снаружи бедра, а также чуть выше колена и еще одна в промежности с левой стороны.

- Хорошо! – Удовлетворительно кивнул монах. – Испробуем их чуть позднее. А сейчас поднимите ее, я буду задавать вопросы.

Палач посторонился, стражники с трудом подняли тяжелую доску с распятой на ней девушкой и поставили на пол почти вертикально.

- Веришь ли ты, что существуют ведьмы? Отвечай да или нет!

- Я не знаю… - едва слышно прошептала девушка.