На Западе тоже «общественный договор» складывался в разных странах по-разному и не быстро. Вот есть такое направление протестантизма, как «кальвинизм». Возник в 1536 году в Женеве. Принял доктрину предопределения (исходящей от Божьей воли предустановленности жизни человека и всего мира, его спасения или осуждения). И сделал вывод, что коль скоро всё предопределено в мире, но есть бедные и богатые, значит, богатые больше угодны Богу. Смотрите, христианская доктрина, а как подходит буржуазному обществу. И там, где эта доктрина распространялась, «общественный договор» менялся, и почва для появления капитализма удобрялась. А где она распространялась? Сегодня кальвинизм исповедует значительная часть населения Швейцарии, Голландии, Шотландии. Также кальвинизм достаточно сильно распространён во Франции, США, Канаде, Австралии, Новой Зеландии и Южной Корее. Это всё страны, где капитализм в первую очередь и появился. А, скажем, Испании, Италии и Германии, где кальвинизм не прижился, пришлось с установлением капитализма мучиться до XX века. Обратите внимание, кальвинизм – не либеральная, а суровая христианская доктрина. Он позволяет своим сторонникам богатеть, но никаких моральных ограничений не снимает, требуя уже за прелюбодеяние смертной казни. А в России никаких следов кальвинизма не обнаруживается. И, я думаю, уже не обнаружится.
Но зачем я стал тревожить великие тени, которые свои теории «общественного договора» ещё в XVIII веке разрабатывали? Есть причина. Ведь «общественный договор», он где записан? В своде законов? Нет, свода законов может и вовсе не быть. А если он есть, то власть имущие могут туда такого написать, что общество терпеть не сможет и договор расторгнет. «Общественный договор» записан в подкорке каждого члена общества. То есть он является только частью менталитета. Той частью, которая касается общественных отношений.
К чему это я всё время толкую о менталитете? А к тому, что именно с ним в первую очередь, а не только с мировым опытом нужно сверять свои действия правительству России.
И к чему это я всё время говорю о расслоении? А к тому, что, не преодолев расслоение, нельзя перейти к обществу потребления, а следовательно – и к информационному. То есть надо будет либо пожинать все «радости» индустриальной модели капитализма или скатываться обратно к тоталитаризму. В обоих случаях это гарантирует нам трудные годы и поражение в глобальной конкуренции. И на новую революцию вполне можно нарваться.
И ещё несколько слов об обществе потребления. Название не должно нас обманывать. Именно общество потребления формирует максимальный запрос на созидание. А вот на созидание чего именно, зависит от культуры. Что, не станет бедных и наступит всеобщая радость? Как сказать. Когда люди, имеющие сегодня возможность выпивать пол-литра водки раз в неделю, получат возможность делать это ежедневно, часть из них может просто спиться. В любом случае материальный переход должен сопровождаться переходом культурным. Иначе общество потребления будет пахнуть не розовыми лепестками, а, извиняюсь, блевотиной. Переход вполне может оказаться мучительным. И результат будет зависеть от культурного прогресса. Но не оставлять же людей голодными из страха, что, разбогатев, они будут себя не так вести?
И ещё несколько слов о степени осознания российским обществом своего положения. Карл Маркс когда-то сказал: «Если обеспечить капиталу 10 процентов прибыли, он будет согласен на всякое применение. При 20 он становится оживленным, при 50 процентах готов сломать себе голову, при 100 процентах он попирает все человеческие законы, при 300 процентах нет такого преступления, на которое он не рискнул бы хоть под страхом виселицы» («Капитал», том 1). То есть при всей ненависти к капиталу Маркс признавал, что в обычной жизни капиталисты – ничего ребята, но вот искушения выдержать не могут. А когда в 2003–2004 годах в России заговорили о социальной ответственности бизнеса, тут же многие либералы начали кричать: «Бизнес всегда стремится только к прибыли!» То есть в переводе на русский – всегда принципиально аморален. Тут наши либералы намного превзошли Маркса. При таких друзьях русскому бизнесу враги не нужны.
«Колпак Броделя» в России