Проклятие семьи Пальмизано

– Ну, как себя чувствует наш воин?

Вечером в день конфирмации Витантонио и Франко допоздна играли в саду возле палаццо в Христовых воинов, сражаясь на деревянных мечах, которые Тощий сделал для них на лесопилке. После жаркого дня резко похолодало, и когда Витантонио явился к ужину в дом на площади Санта-Анна, его бил озноб. Наутро он проснулся с температурой, и тетя позвала врача, который определил ангину и прописал постельный режим. За три дня мальчику надоело лежать в кровати, но доктор Риччарди, каждый вечер заходивший его проведать, был непреклонен.

– Нужно полежать еще два дня, пока температура не спадет окончательно. А потом еще два-три дня посидеть дома, никакой улицы.

Когда тетя унесла остатки завтрака, Витантонио взял с тумбочки брошюру с картинками под названием «Битва за хлеб» – их раздавали в школе в рамках правительственной кампании, целью которой было убедить крестьян сеять больше пшеницы, чтобы страна перестала зависеть от импорта зерна. Муссолини приказал раздать более шести миллионов таких брошюр в школах по всей Италии. Витантонио нравилось разглядывать картинки с колосящимися полями – они напоминали ему о работниках, молотивших зерно на гумне, и лете, проведенном в крестьянском доме Кончетты.

Мальчик отложил брошюру и почувствовал ностальгию по тем июльским дням, когда они купались в поливочном бассейне, а по выходным ходили с Сальваторе на охоту в оливковые рощи. На секунду он закрыл глаза и с удовольствием представил, что он такой же взрослый и отважный, как сын Тощего; вообразил, как ловко забирается на деревья или совсем один охотится с ружьем в зарослях кустарника в Альта-Мурдже[22] или в низинах Торре-Канне. Но тут все тело у него зачесалось, видение пропало – это хлебные крошки, попавшие на постель во время завтрака, неведомым образом оказались под пижамой. Тетя спасла его:

– Встань-ка, я сменю постель и заодно проветрю.

Вернувшись, Витантонио ощутил себя в раю: комната залита утренним солнцем, воздух свежий, кровать застелена чистой, туго натянутой простыней. Он сел в постели, подложив под спину согнутую вдвое подушку, и погрузился в созерцание солнечных бликов на листьях верхних веток лимона, дотягивающихся до его окна.

В проеме двери показалась Джованна:

– Ты еще болеешь?

Она подошла к постели и коснулась губами его лба, как обычно делала тетя. Затем Джованна хотела поцеловать его в щеку, но Витантонио как раз повернул голову, и их губы встретились.

– Фу! – воскликнул Витантонио с нервным смешком. – Брат с сестрой не целуются.

– А я целуюсь, – заявила Джованна с серьезной миной. И вышла из комнаты.

Часть третья. Черешневые сережки

Шестнадцать лет

– Что поделывает мой больной братец?

Витантонио подскочил от неожиданности. Подняв глаза от книги, он увидел в дверях Джованну, и это было какое-то наваждение. После зимних каникул они не встречались и потому не виделись с самого Рождества: на Страстной неделе Джованна ездила в Рим от школы. Она сильно изменилась и сейчас показалась Витантонио настоящей красавицей. Дерзкая сила неполных шестнадцати лет рвалась наружу через облегающее платье в красно-синих цветах.

Он с любопытством оглядел ее с головы до ног, пытаясь понять, почему сестра неожиданно стала казаться совсем другой. Джованна заметила это и громко рассмеялась, открывая белоснежные зубы. Губы у нее были влажные и сочные, собранные в хвост черные волосы доходили до талии, пара непослушных завитков прыгала надо лбом. Джованна потешалась над его удивлением, принимая то одну позу, то другую, как артистка варьете, а когда она повернулась в профиль, Витантонио ошеломленно заметил, что грудь у его сестры совсем как у взрослой девушки. На одном ухе в качестве сережки висела пара черешен.

– Ну как я тебе?

– Уезжая, ты была маленькая и страшная, а теперь ты страшная и большая.

Джованна весело расхохоталась, отчего ее взрослая грудь стала еще заметнее. Облокотившись одной рукой на косяк двери, другой она приподняла край юбки, показав стройные ноги в тончайших чулках телесного цвета.

– Говори что хочешь, но на улице все парни на меня оборачиваются.

Витантонио и сам находил ее чрезвычайно привлекательной, но промолчал. Это же его сестра! Глядя на нее такими глазами, он терялся. Джованна подошла к кровати, коснулась губами его лба и произнесла:

– Нет у тебя температуры, ты прикидываешься.

Она взяла одну черешню и положила ему в рот, а сама съела вторую. Затем выплюнула косточку в кулак, повернулась спиной и вышла. От Джованны приятно пахло, и после ее ухода в воздухе остался какой-то аромат – может быть, розы. Глядя, как она удаляется, Витантонио почувствовал жар между ног, и ему стало стыдно.

Тетя застала его врасплох.

– Встань-ка, я перестелю постель.