Проклятие семьи Пальмизано

Месса в соборе Сан-Сабино, которую служил архиепископ Бари, растянулась почти на три часа. Более трехсот детей выстроились рядами – два ряда мальчиков и два ряда девочек – у основания боковых колонн и в центральном проходе романской базилики. Начертав каждому ребенку миром крест на лбу, архиепископ Кури почувствовал, что правая рука у него онемела и заныл большой палец. За каждым ребенком следовали восприемники, чтобы отереть миро платком, который тут же повязывался ребенку вокруг головы, чтобы до конца дня напоминать о конфирмации. Бабушка всю мессу простояла позади Джованны, своей крестницы. Отец Феличе, крестный Витантонио, также стоял рядом с крестником с другой стороны базилики. Ни Джованне, ни Витантонио не было надобности вслушиваться в наставления, которые архиепископ давал детям и крестным, поскольку они знали наизусть катехизис Пия X, вдохновивший оратора: «У царей есть воины, которые защищают и возвеличивают царство. Их всегда избирают из самых сильных и смелых молодых людей. Так же и у Господа есть воины. Принимая конфирмацию, вы совершенствуетесь в христианстве и становитесь воинами Христовыми. О великая честь – служить Царю Небесному!»

Они вышли из собора Сан-Сабино, умирая от голода, но, прежде чем отправиться в гостиницу, где был заказан банкет, нужно было еще сфотографироваться вместе с другими детьми на площади. Торжественный обед по прихоти Анджелы Конвертини, не желавшей ждать два часа до возвращения в Беллоротондо, чтобы сесть за стол в палаццо, как предписывала традиция, был накрыт в Бари, в отеле «Орьенте» на Корсо-Кавур.

За столом тетя сидела на почетном месте справа от бабушки, что окончательно подтверждало ее статус члена семьи. Она глядела на Витантонио с едва скрываемой материнской гордостью, но не обделяла вниманием и Джованну, которая росла, казалось, не по дням, а по часам. Доната тосковала по тем временам, когда они с Франческой по очереди давали малышам грудь. Бабушка иногда искоса посматривала на нее и улыбалась, и если бы тетя могла угадать, о чем та думает, то очень удивилась бы: несмотря на различия в отношении к дисциплине, старая синьора Конвертини была как никогда рада, что согласилась с волей невестки и позволила Донате Пальмизано воспитывать детей, которыми обе сейчас так гордились.

Когда подали десерт, бабушка постучала ножом по бокалу, желая привлечь внимание гостей, чтобы произнести тост:

– Сегодня вы стали совсем взрослыми, и пора задуматься о будущем. Мы с Донатой решили, что со следующего года вы будете учиться в Бари. – Подняв бокал, бабушка провозгласила: – За моих внуков! За детей моего дорогого Антонио, царствие ему небесное!

Она поднесла бокал к губам и выпила. Все последовали ее примеру. Глаза у нее и у тети были одинаково блестящие. Дядья подозвали племянников и вручили им подарки: медальоны, катехизисы с инкрустированными перламутром обложками, иллюстрированные книжки по Священной истории, запонки для мальчика, сережки и диадему для девочки. Последней детей подозвала бабушка и торжественно надела им на запястья часы.

После обеда они выехали из Бари, шоссе шло вдоль моря. За рулем была бабушка, водившая машину лучше любого мужчины в семье. Недалеко от Полиньяно-а-Маре, когда она уже сворачивала на дорогу, уводившую от моря в сторону Кастелланы и Фазано, бабушка вдруг резко затормозила и воскликнула:

– Господи Боже!

Пассажиры уставились на нее в испуге и недоумении.

– Матерь Божья, какие цветы! – снова воскликнула бабушка. Никто еще не видел ее в таком возбуждении. – Перелезьте через забор и оторвите мне пару ростков этих гераней, – приказала она Витантонио и Франко, ехавшему на обратном пути вместе с ними.

Бабушка остановилась перед домиком с крохотным садом, с трудом укрывавшимся в тени корявого высохшего эвкалипта у самого въезда в деревню, поблизости от нового курорта, успешно открытого недавно несколькими состоятельными семьями из Бари. Три ступеньки вели на крошечную террасу с белой балюстрадой. Фасад тоже был беленым, как и два узких и длинных ящика для цветов под окнами. В одном пестрели розовые, пурпурные, бордовые герани. Герань в другом ящике склоняла до земли нежные побеги, усыпанные ярко-красными, как кардинальский плащ, цветами. Без сомнения, на всем адриатическом побережье не было ничего подобного.

– А если нас увидят! – попыталась возразить Доната.

– Мы же не делаем ничего плохого. А кроме того, никто никогда не приезжает в эти домишки на побережье в конце месяца.

Франко остался в машине, а Витантонио уже забрался на ограду и спрыгнул с другой стороны. Лоб у него еще был повязан платком после конфирмации, на запястье болтались новые часы, и мальчик очень этим гордился. Увидев, как он побежал к террасе, тетя крикнула:

– Осторожно! Не порви штаны!

– Оставь его в покое, он сам все знает. Ему уже почти девять.