Проклятие Шалиона

Отдых длился ровно десять минут. Он встал и отправился наверх, чтобы осмотреть свой новый офис. Служанка, узнав Кэсерила, присела в реверансе. Он заглянул в комнату, где раньше работал секретарь Сары. Как он и ожидал, в ней лежали на столе и были расставлены по полкам все его рабочие книги и бумаги – все, что когда-то лежало и стояло в его старом кабинете. Правда, появилось кое-что новое. Не только новые книги и бумаги, но и некий худощавый, лет тридцати, человек, который сидел за его широким рабочим столом. На нем была серая туника, а на голове – косичка, выдававшая в нем служку ордена Отца, и, что самое интересное, сидя за столом, он писал какие-то цифры в одной из бухгалтерских книг, принадлежавших Кэсерилу. Открытые, но еще не прочитанные письма лежали веером слева от молодого человека, а уже составленные и готовые идти на подпись – справа.

Он глянул на Кэсерила вежливо, но холодно.

– Чем могу помочь, милорд? – спросил он.

– Простите меня, но, как мне кажется, мы не знакомы, – произнес озадаченный Кэсерил. – Кто вы?

– Я Боннерет, личный секретарь королевы Изелль.

Кэсерил на мгновение открыл рот и тут же закрыл. Но это я – личный секретарь королевы Изелль!

– Временное назначение, так?

Боннерет удивленно вскинул брови.

– Нет, постоянное, насколько мне известно, – ответил он.

– И как вы получили эту должность? – спросил Кэсерил.

– Архиепископ Менденаль был настолько любезен, что порекомендовал меня королеве.

– И давно?

– Простите?

– Давно вас назначили?

– Две недели назад, милорд!

Боннерет обеспокоенно нахмурился.

– Простите… вы знаете нечто, что мне неизвестно, так? – спросил он осторожно.

– Королева… ничего мне не сказала, – произнес он.

Его что, уволили? Сняли с должности, где он был облечен высшей степенью доверия? С другой стороны, лавина дел, которая хлынула на Изелль в период восхождения на престол, не могла ждать, пока он выздоровеет, кто-то должен был безотлагательно заняться ими. Кстати, если судить по тому, что он увидел, у этого Боннерета отличный почерк. Тот же нахмурился еще больше. И тогда Кэсерил сказал:

– Мое имя – Кэсерил.

Хмурая гримаса моментально слетела с лица новоиспеченного секретаря, уступив место широкой восторженно-радостной улыбке.

– Милорд Кэсерил! – воскликнул он и глубоко поклонился. – Какая честь! Что я могу для вас сделать, милорд?

Последнее было произнесено совершенно иным тоном.

Этот восторг удивил Кэсерила куда больше изначальной холодности Боннерета. Он пробормотал какие-то невнятные извинения, сказал, что ему пора отдыхать, что он устал с дороги, и сбежал вниз, в свою комнату.

Некоторое время он исследовал свою одежду и книги, определяя им место в комнате. Как ни странно, из его имущества ничего не пропало. Подойдя к окну, он посмотрел на простиравшийся внизу город. Открыл ставни и высунулся наружу. Увы, ни одна священная ворона не появилась, чтобы нанести ему визит. Теперь, когда проклятие снято, а зверинец упразднен, живут ли они по-прежнему в башне Фонзы? Исследовав купола Храма, он принял решение при первой возможности разыскать Умегата. Затем он сел и долго пребывал в замешательстве.

Он был потрясен, хотя и приписывал это ощущение, по крайней мере частично, крайней усталости. Силы, если и возвращались к нему, то лишь временами, наплывом. Его заживающая рана все еще болела – он разбередил ее утренней поездкой. Впрочем, когда его изнутри грыз Дондо, все было намного хуже. Делать ему было совсем нечего – факт, который должен был бы наполнить его неизбывным счастьем. Но счастья он не ощущал. Зря он разве гнал коня? Спешил сюда, надеясь поскорее заняться делом? Ничегонеделание выглядело предательством. Он предавал и себя, и тех, кто был ему дорог!

Мрачные чувства мало-помалу овладевали Кэсерилом. Может быть, здесь, в новом королевстве Шалион-Ибра, в нем нет нужды? Чтобы помогать Изелль в решении стократ усложнившихся вопросов государства, ей потребуются люди более образованные, более галантные, чем потрепанный жизнью бывший солдат, да еще питающий слабость к поэзии. Что было еще хуже – выйдя из ближайшего окружения Изелль, он лишался возможности находиться рядом с Бетрис. Никто не будет в темноте зажигать ему свечи для чтения, не станет заставлять носить теплые странные шапки, не позовет страшного врача, если он приболеет, не станет молиться, когда он будет в отъезде…

Услышав шум и громкие голоса, он понял, что процессия, возглавляемая Изелль и Бергоном, вернулась из Храма, но окно его комнаты располагалось таким образом, что двор замка виден не был. Конечно, он должен броситься им навстречу и приветствовать. Нет, я отдыхаю. Эти слова прозвучали так глупо, что он скривился. Не будь дураком! Но страшная усталость приковала его к креслу.