Проклятие Шалиона

Ди Джеррин начал задавать вопросы. Он был очень проницателен и, без сомнения, хорошо информирован Палли, так как ему удалось извлечь из Кэсерила весь рассказ о том, что с ним произошло после Готоргета, за считанные минуты. Кэсерил не вдавался в описания особо ярких подробностей. Впрочем, некоторым из присутствовавших они были и не нужны – по сжатым губам стало ясно, как много из недосказанного они поняли сами. Безусловно, кое-кто захотел услышать, с чего началась его вражда с лордом Дондо, и Кэсерилу пришлось неохотно поведать, как он едва не остался без головы в палатке принца Олуса. Считалось невежливым плохо отзываться о покойниках, ведь – теоретически – они не могли защитить свое имя от нападок. В случае с Дондо Кэсерил не был так уверен. В итоге он рассказал все как можно более сжато и сухо. Несмотря на свою краткость, в течение всего рассказа он упирался ладонями в стол, чувствуя опасное головокружение.

Затем последовали короткие дебаты по поводу поиска свидетелей, что раньше казалось Кэсерилу невозможным. Ди Джеррин, похоже, думал иначе. Но ведь Кэсерил никогда не задумывался о возможности получить показания у выживших рокнарцев или у сестер ордена Дочери в приграничных рокнарских миссиях.

– Но, милорды, – вставил Кэсерил в одной из коротких пауз в потоке предложений и возражений, – даже если мои слова подтвердились бы двенадцать раз самыми разными свидетелями, мой случай – это пустяки. Совсем не то, с чем стоит выходить против высокопоставленного человека. Это же не предательство лорда ди Льютеса.

– Как раз это не было окончательно доказано, даже до сих пор, – строго проговорил ди Джеррин тихим голосом.

– А что же тогда не пустяки? – вклинился Палли. – Я считаю, боги принимают во внимание не высокое положение, а деяния человека. Мне кажется, что подобное разрушение человеческой жизни – мимоходом, не задумываясь – просто отвратительно.

Кэсерил еще тяжелее оперся о стол, молясь лишь о том, чтобы не упасть в обморок и не «разрушиться» в качестве красочной иллюстрации к этой драматической фразе. Палли настаивал, чтобы его голос был выслушан на совете – что ж, хорошо, но пусть голос его будет голосом осторожности и благоразумия.

– Выбор нового священного генерала, – сказал он, – целиком подпадает под ваши полномочия, лорды. Орико может даже сразу согласиться с вашим предложением, если вы не станете усложнять его задачу. Угрозы же канцлеру Шалиона и священному генералу ордена Сына уже не в вашей компетенции, и я уверен, что вам никогда не убедить Орико встать на вашу сторону. Я рекомендую вам воздержаться от подобного шага.

– Все или ничего! – выкрикнул кто-то.

– Мы никогда не допустим второго Дондо… – начал другой.

Ди Джеррин поднял руку, призывая к спокойствию.

– Благодарю вас, лорд Кэсерил, и за ваше свидетельство, и за ваше мнение, – его слова призывали коллег заметить разницу между первым и вторым. – Мы должны закончить собрание в закрытом составе.

Его отпускали. Палли отодвинул стул и поднялся на ноги. Выйдя из коридора вместе с ди Гьюра и пройдя под воротами дома Дочери, Кэсерил обнаружил, что его эскорт так и следует за ним по улицам Кардегосса, и удивился.

– Разве вы не должны вернуться на совет? – спросил он, когда они свернули с площади на улицу.

– Ди Джеррин расскажет мне обо всем, когда я вернусь, – ответил Палли. – Я хочу доставить тебя к воротам Зангра в целости и сохранности. Я не забыл твой рассказ о бедняге ди Санда.

Кэсерил оглянулся на двух молодых офицеров. Ох. Так вооруженная охрана была не для Палли, а для него. Он решил не обсуждать этот вопрос и поинтересовался:

– А кто самый вероятный кандидат для представления Орико? Ди Джеррин?

– Я выберу его, – ответил Палли.

– Он, похоже, пользуется уважением в вашем совете. У него есть в этом свой интерес?

– Может быть. Но в случае назначения его генералом он собирается передать должность провинкара своему старшему сыну, чтобы полностью посвятить себя ордену.

– О! Это как раз то, что должен был сделать Мартоу ди Джиронал по отношению к ордену Сына.

– Точно. Слишком много постов, и как можно служить хоть на одном из них с полной отдачей?

Они взобрались на холм, петляя по выложенным булыжником мостовым города. Узкие улочки с торговыми рядами сменились просторными богатыми кварталами. Кэсерил снова вспомнил о ди Джиронале, проходя мимо его дворца. Если проклятие искажает и извращает добродетель, что именно оно исказило в Мартоу ди Джиронале? Может быть, любовь к семье, которая переросла в преследование всех, кто к ней не относится? Его доверие к брату Дондо наверняка не раз обращалось в слабость и приводило к поражению. Возможно.

– Ну… надеюсь, разум восторжествует.

Палли сморщился.

– Двор сделал из тебя дипломата, Кэс.

Кэсерил слабо улыбнулся в ответ.