Проклятие Шалиона

Выехав на простор из речной долины, они увидели возвышавшийся перед ними город: серые стены, выбеленные дома с характерной для этих мест зеленоватой черепицей; крепость, словно короной венчавшая Загосур, и знаменитая бухта у ее подножия. А дальше – море, серо-стальное, с бесконечно раскинувшимся вширь горизонтом. Холодный бриз доносил особенный, морской соленый запах, от которого Кэсерил покрылся мурашками. Фойкс же глубоко вдохнул новый для себя аромат. Глаза его загорелись, когда он сделал этот первый глоток морского воздуха.

Рекомендательное письмо Палли и положение ди Гьюра гарантировали путешественникам убежище в Доме Дочери на храмовой площади Загосура. Кэсерил отправил молодых людей купить, попросить или одолжить форменную одежду ордена, а сам отправился к портному. Его слова, что мастер может назначить цену по своему желанию, если быстро сошьет приемлемый наряд, вызвали в доме портного бешеную активность, и когда Кэсерил примерно через час выходил оттуда, под мышкой у него был сверток с весьма сносной копией траурных одежд шалионского двора.

После умывания холодной водой и яростного отдраивания себя мочалкой Кэсерил быстро скользнул в плотную парчовую тунику с очень высоким воротником-стойкой, натянул плотные темно-лиловые шерстяные штаны и сверкающие начищенные сапоги. Затем нацепил пояс и меч, которыми, казалось, целую жизнь назад снабдил его сьер ди Феррей. И меч, и пояс были довольно потертыми, но это придавало им особое благородство. Поверх всего на плечи приятной тяжестью лег черный бархатный плащ с шелковой подкладкой. Одно из колец Исель, которое он оставил себе – с плоским аметистом, оправленным в тяжелое золото, и налезавшее только на мизинец, – говорило скорее о сдержанности его обладателя, чем о бедности.

«Траурные одежды и пробивающаяся седина в бороде, – подумал Кэсерил, – придают ему суровый и достойный вид, чего он, собственно, и добивался».

Вид серьезного человека. Он достал пакет с ценными дипломатическими письмами и, взяв его под мышку, вызвал своих спутников, уже успевших переодеться в бело-голубое. Они направились по узким петляющим улицам вверх по холму, в логово великого Лиса.

Кэсерил показал управляющему замком письма с печатями, и его с братьями ди Гьюра быстро препроводили к личному секретарю рея, который встретил их стоя в скромной, выбеленной известью комнате, служившей кабинетом, холодной от вечной сырости загосурской зимы.

Секретарь был в средних летах, сухощав и суетлив. Кэсерил приветствовал его полупоклоном, как равный равного.

– Я кастиллар ди Кэсерил, прибыл из Кардегосса со срочной дипломатической миссией. У меня письма к рею и принцу Бергону ди Ибра от принцессы Исель ди Шалион. – Он продемонстрировал печати, но когда секретарь протянул за ними руку, снова прижал письма к груди. – Я получил их лично из рук принцессы. Она просила меня доставить их и передать лично в руки рея.

Секретарь задумчиво склонил голову набок.

– Посмотрим, что я смогу сделать для вас, милорд. Рея просто осаждают просители – в основном родственники бывших бунтовщиков, – пытаясь обрести его прощение и милость, что довольно сложно сейчас. – Он окинул Кэсерила взглядом с ног до головы. – Думаю, вас никто не предупредил, что рей запретил носить при дворе траур по покойному наследнику, поскольку тот умер нераскаявшимся мятежником. Только те, кто хочет бросить рею вызов, носят эти печальные одежды, но большинство из них делает это… э-э… не здесь. Если вы не хотите вызвать у него гнев, я посоветовал бы вам переодеться, прежде чем вы придете просить об аудиенции.

Кэсерил вскинул брови.

– Вам еще не доставили новости из Шалиона? Мы, конечно, скакали быстро, но я не думал, что мы их опередим. Я ношу траур не по наследнику Ибры, а по наследнику Шалиона! Принц Тейдес скоропостижно скончался около недели назад от заражения крови.

– Ох! – испуганно пробормотал секретарь. – Ох. – Он выдохнул и взял себя в руки. – Мои глубочайшие соболезнования Дому Шалиона в связи со столь тяжелой утратой. – Он замялся. – Письма от принцессы Исель, вы сказали?

– Да, – и Кэсерил многозначительно добавил: – Рей Орико тяжко болен и не занимается делами. По крайней мере так было, когда мы покидали Кардегосс.

Рот секретаря открылся, потом закрылся. Он проговорил:

– Пройдите, пожалуйста, со мной.

И провел посетителей в более уютную комнату с горевшим камином в углу.

– Я узнаю, что можно сделать.

Кэсерил опустился в мягкое кресло у огня, Фойкс уселся на скамью, а Ферда принялся расхаживать взад-вперед, нахмурившись и рассеянно глядя на развешанные по стенам украшения.

– Нас примут, сэр? – спросил он. – Проделать такой путь, чтобы топтаться под дверью, словно лавочникам каким…

– О да. Нас примут. – Кэсерил усмехнулся, когда вошел запыхавшийся слуга и предложил гостям вино и маленькие пряники с печатью Ибры, которыми так славился Загосур.

– Почему у этой собаки нет лап? – поинтересовался Фойкс, бросив взгляд на пряник, прежде чем впиться в него зубами.