Проклятие Шалиона

«Значит, в стенах Тариона двести человек», – подумал Кэсерил. Ди Баосия понял его взгляд.

– Настоятель нынче вечером поговорит с командирами. Полагаю, что брачный договор убедил его в преданности новой наследницы… э-э… Шалиону.

– Но они давали присягу, – прошептал Палли, – нельзя доводить дело до того, чтобы им пришлось ее нарушить.

Кэсерил прикинул время и расстояние.

– Весть о побеге Исель из Валенды уже наверняка достигла Кардегосса. Новость о приезде Бергона последует за ней. Ди Джиронал почувствует, что регентство, на которое он так рассчитывал, ускользает из его рук.

Ди Баосия радостно улыбнулся.

– Да, все происходит быстрее, чем он – да и любой другой – мог предположить, – и он бросил на Кэсерила исполненный уважения взгляд.

– Лучше было бы предотвратить те его действия, которые мы потом не сможем исправить, – сказал Кэсерил. Если две стороны, обе несущие на себе проклятие, столкнутся в гражданской войне, могут проиграть обе. И это будет кульминацией посмертного дара Золотого Генерала всему Шалиону; страна погибнет. Победа подразумевает тонкую борьбу, без кровопролития. Пусть Бергон спасет Исель от проклятия, но оно все равно останется над бедным Орико, и ди Джиронал разделит судьбу своего номинального господина…

«А что будет с Истой?»

– На самом деле все зависит от того, когда умрет рей. Он может протянуть еще какое-то время, – продолжил Кэсерил, думая о том, что проклятие наверняка предопределит Орико самую тяжелую судьбу. Для того оно и существует, чтобы притягивать все мыслимые беды и катастрофы. Зверинец Умегата защищал рея от куда более страшных вещей, чем болезнь. – Нужно подумать, что мы можем предложить ди Джироналу в качестве отступных – как до вступления Исель на трон, так и после.

– Не думаю, что ди Джиронал согласится на какие-то отступные, – возразил Палли. – Он был реем Шалиона во всем, кроме титула, в течение десяти лет.

– Ну, тогда он, вероятно, устал, – вздохнул Кэсерил. – Несколько хороших должностей для его сыновей смягчат его сердце. Его слабое место – верность семье.

Только вот проклятие извратило эту добродетель, превратив в прямую противоположность.

– Дайте ему уйти, но выкажите расположение его клану… выдерните у него зубы медленно и нежно, и дело будет сделано.

Кэсерил посмотрел на Бетрис, которая внимательно слушала разговор. Да, она наверняка потом поделится всем услышанным с Исель.

Бергон и Исель в другой комнате встали. Она положила ладонь на его протянутую к ней руку; они бросили друг на друга застенчивые взгляды, не оставшиеся незамеченными ими обоими, и направились к ожидавшей их компании. Принц и принцесса выглядели настолько довольными, как Кэсерилу даже не мечталось.

– Наследница Шалиона, – произнесла Исель и сделала паузу.

– И наследник Ибры, – добавил Бергон.

– Рады всем сообщить, что мы обменяемся брачными клятвами, – торжественно продолжила Исель, – перед богами и перед нашими благородными ибранскими гостями и горожанами…

– В храме Тариона, послезавтра в полдень, – закончил Бергон.

Слушатели разразились радостными криками и поздравлениями. И – Кэсерил не сомневался – подсчетами, успеет ли враг прибыть сюда до послезавтра. Не успеет! Теперь следовало перейти к тщательной подготовке. Как только Исель окажется освобожденной от проклятия, время будет работать на нее. С каждым днем число ее сторонников будет расти. С чувством огромного облегчения Кэсерил откинулся на спинку кресла и поморщился от боли, когда живот стиснул очередной спазм.

Глава 25

На следующий день, среди суеты совершенно обезумевших в предсвадебной горячке дворцовых слуг, Кэсерилу казалось, что он единственный человек, которому нечего делать. Исель прибыла в Тарион только с теми вещами, которые были на ней надеты; вся корреспонденция и бухгалтерские книги остались в Кардегоссе. Когда же он пошел к ней, чтобы узнать, будут ли какие-нибудь распоряжения, то обнаружил в ее покоях целую толпу близких к истерике камеристок под руководством тети-провинкары. Все сновали туда-сюда, принося и унося свертки тканей, нитки, иголки и прочие необходимые предметы.

Исель высунула голову из вороха шелковых складок и оборок и, задыхаясь, простонала:

– Вы только что вернулись, проскакав ради меня более восьмисот миль. Идите отдыхать, Кэсерил.

Она послушно вытянула руку, чтобы одна из женщин могла примерить рукав.

– Нет, лучше составьте два письма с объявлением о моей свадьбе, чтобы в канцелярии моего дяди с них сняли копии. Одно письмо для всех провинкаров Шалиона, другое – для старших настоятелей всех храмов. Что-нибудь такое, что они могли бы прочесть своим людям. Это замечательное, спокойное занятие. Когда у вас на руках будут все семнадцать, нет – шестнадцать…

– Семнадцать, – поправила ее тетя откуда-то из-за шелковых волн. – Твой дядя захочет одно для архива канцелярии. Стой ровно.

– Когда все они будут готовы, отложите их. Мы с Бергоном подпишем все завтра после церемонии, и вы тогда проследите, чтобы они были разосланы по назначению, – и она решительно кивнула, вызвав недовольство другой женщины, подгонявшей вырез горловины.