Проклятие Шалиона

Ничего удивительного. Если человек не был при жизни посвящён иному богу, то души бездетных отходили Дочери или Сыну, а души родителей — Матери или Отцу. У ди Санды детей не было, а в юности он какое-то время служил военному ордену Сына, так что было совершенно естественно, что душа его призвана Сыном — даже если бы к моменту церемонии семье стало известно, что у покойного где-то растёт внебрачный ребёнок.

Бастард брал к себе души служивших его ордену людей, а также души, от которых отказались остальные боги. Бастард был последним убежищем для тех, кто совершал тяжкие грехи во время своей жизни на земле.

Подчиняясь выбору элегантного лиса Осени, служитель Сына подошёл к алтарю и вознёс молитву, призывающую благословение Сына на отошедшую душу ди Санды. Ряды плакальщиков и прочих присутствующих на церемонии проходили рядом с гробом и клали на алтарь Сына свои скромные дары. Кэсерил чуть не пронзил ладони ногтями, крепко сжав кулаки при виде притворной печали на лице Дондо ди Джиронала. Тейдес был растерян и молчалив, сожалея — как надеялся Кэсерил — обо всех обидных словах, которыми он осыпал сгоряча голову своего строгого, но верного секретаря и воспитателя; его даром был тяжёлый кошелёк с золотом.

Исель и Бетрис также были тихи и спокойны — и в этот момент, и потом. Они не обращали внимания на ходившие при дворе слухи и сплетни, связанные с убийством; девушки с завидным постоянством отказывались от приглашений выйти в город и искали малейшие предлоги, чтобы раз по пять-шесть за вечер заглянуть к Кэсерилу и проверить, всё ли у него в порядке и на месте ли он.

В Зангре шептались об этом таинственном ограблении ди Санды, требуя всё новых и новых, каждый раз более строгих и жестоких наказаний для столь опасных преступников и негодяев, как воры, разбойники и убийцы. Кэсерил молчал. Для него в смерти ди Санды не было ничего таинственного, кроме разве что возможности добыть достаточные и неоспоримые доказательства вины Джироналов. Он снова и снова прокручивал в уме разнообразные способы, но решение не приходило. Он не осмеливался начать открытое расследование, пока не будет ясен каждый шаг и его последствия — в противном случае с тем же успехом и с меньшими потерями он мог сам себе перерезать горло.

Тем не менее, решил он, всё равно какие-нибудь неудачливые разбойники будут ложно обвинены. Тогда он… что? Стало ли его слово менее весомым и достойным доверия с того момента, как его исполосованная плёткой спина мистическим образом была оправдана вороном Бастарда, а не признана следствием позорного наказания? Большинство придворных искренне поверили в достоверность волеизъявления высших сил, но не все. Несложно было увидеть, кто есть кто, поскольку некоторые кавалеры и дамы отстранялись от Кэсерила при его приближении и избегали его общества. Однако следователь Кардегосса не задержал никаких подозреваемых в нападении на ди Санду, и постепенно слухи, домыслы и перешёптывания о печальном инциденте прекратились. Так перестаёт кровоточить затянувшаяся и зарубцевавшаяся рана на теле и напоминает о себе впредь только болью при резких движениях.

К Тейдесу был приставлен новый секретарь, выбранный среди служителей канцелярии рея самим ди Джироналом-старшим. Это был узколицый парень, полностью подвластный руке канцлера; он никоим образом не пытался сблизиться с Кэсерилом. Дондо ди Джиронал публично вызвался развеять грусть принца с помощью самых восхитительных развлечений. Насколько восхитительных, Кэсерил мог судить по входившим и выходившим поздней ночью из покоев Тейдеса шлюхам и толпам пьяных приятелей. Однажды Тейдес, видимо, не в состоянии отличить одну дверь от другой, ввалился в комнату Кэсерила, где его вырвало прямо на пол квартой красного вина. Кэсерил провёл его, зелёного, шатавшегося и ничего не соображавшего, к слугам, чтобы те вымыли и уложили своего юного господина. Но самым тревожным, однако, был момент, когда как-то вечером Кэсерил увидел на пальце капитана охраны принца, прибывшего с ними из Баосии, кольцо со знакомым изумрудом. На пальце того самого капитана, который перед выездом из Валенды поклялся матери и бабушке мальчика, поклялся по всей форме — опустившись на одно колено — беречь, охранять брата и сестру ценой собственной жизни… Кэсерил схватил проходившего мимо капитана за запястье. Тот вздрогнул от неожиданности и остановился.

— Милое колечко, — наконец вымолвил Кэсерил.

Капитан освободил руку и нахмурился.

— Мне тоже так кажется.

— Надеюсь, вы не очень дорого заплатили за него. Думаю, изумруд фальшивый.

— Нет, он настоящий, милорд.

— На вашем месте я бы проверил его на подлинность у ювелира, ведь чего только не скажут и не сделают люди ради собственной выгоды!

Капитан прикрыл кольцо ладонью другой руки.

— Это хорошее кольцо.

— По сравнению с тем, что вам пришлось отдать за него, я бы сказал, что это мусор.

Губы капитана сжались. Он отшатнулся и зашагал прочь.

«Если это осада, — подумал Кэсерил, — то мы несём потери».