Проклятие Щелкунчика

Гризельда встала с корточек и, спотыкаясь, подошла ко мне, широко раскрыв от ужаса глаза, а мои ноги превратились в дерево. Филип ринулся в бой. Он засунул клинок под Кракатук, пока не отделил его от держателя. Я протянула ему Щелкунчика, он сунул орех в рот и нажал на рычаг. Орех раскололся с громким треском, и моя надежда вернулась на секунду. Но когда я посмотрела на себя, то поняла, что проклятие не остановилась. Мои ноги были деревянными, и проклятие ползло по моим бедрам.

— Почему это не работает? — Филип схватил Гризельду за плечи. — Ты навлекла это на нее. Помогай!

Она быстро моргнула, будто пытаясь взять шок под контроль, а затем сказала:

— Скормить Кракатук Щелкунчику — первая часть. Вы должны сделать семь шагов назад, чтобы остановить проклятие.

Не в силах больше чувствовать свои руки, я поняла, что должна примириться с возможностью умереть, и произнесла:

— Я люблю тебя, Филип. Я всегда буду любить тебя.

Его глаза наполнились слезами, когда он шел назад, не отвечая на мое признание, но считая:

— Один. Два. Три. Четыре. Пять.

Мои губы стали неподвижными, и я молила его взглядом сказать мне, что он любит меня, прежде чем я потеряю способность слышать.

— Шесть. Семь, — на последнем шаге Филип запнулся об одну из голов мертвого Мышиного Короля. С громким стуком он упал на спину.

Все было кончено. Я закрыла глаза, и слезы потекли по лицу. Подождите-ка, я чувствовала свое лицо. Я открыла рот.

— Филип? — я была в состоянии говорить. Через несколько секунд смогла двигать руками, телом и, наконец, ногами.

— Филип! — я бросилась вперед, опасаясь, что он не пошевелится и не издаст ни звука. Конечно, падение не могло быть таким уж плохим.

— Филип? Филипп! С тобой все в порядке? — мой мир остановился, когда я взглянула на него. Он был неподвижным и деревянным. Я взглянула на Гризельду. — Что случилось?

Она сложила руки, не отвечая.

— Что случилось? — потребовала я более решительно.

— Он разрушил проклятие, но частью проклятия было сделать семь шагов назад, не потеряв равновесия. Поскольку он потерял равновесие, проклятие обрушилось на него.

— Какое контрзаклятие?

— Его нет.

Я покачала головой, отказываясь верить.

— Насколько тебе известно, нет. Но я найду кого-нибудь, — вспомнив просьбу мистера Дроссельмейера о мече семиглавого Мышиного Короля, я схватила его и засунула за пояс. — Помоги мне донести Филипа до Эйса.

Гризельда подняла брови, словно спрашивая, серьезно ли я говорю. Я взяла Филипа за плечи, чтобы показать, что серьезно настроена, и она подняла его за ноги.

— Если ты мне поможешь, я позабочусь о том, чтобы тебе нашлось место в Шенбрунне.

Ее рот сложился в букву «О».

— Почему?

— Потому что это правильно. Потому что Шенбрунн должен был стать твоим домом.

— Но я проклинала тебя, а теперь… — она заколебалась, — … твой друг… изменился.

— Ты также помогла мне с Мышиным Королем и помогла Филипу снять проклятие, когда я ничего не могла сделать, — я хотела заверить ее, что все будет хорошо, если она вернется в Вену, но я знала, что предстоит нелегкий путь. Вместо этого я дала обещание, которое смогу сдержать. — Пока я жива, тебе не причинят вреда, если ты вернешься в Шенбрунн. Я понимаю, если ты не хочешь, но знай, ты всегда можешь передумать позже. Просто пришли мне письмо.

Подбородок Гризельды дрогнул:

— Благодарю тебя, Клара.

Мы вошли в комнату с игрушечными солдатиками, и она крикнула:

— Не стреляйте. И принесите нам лестницу, достаточно длинную, чтобы добраться до первого этажа.

Солдатики сделали, как она велела, и лестница была установлена на вершине второго этажа, доходя до первого.

— Так гораздо лучше, — сказала я, радуясь, что мне не пришлось снова балансировать на веревке, хотя это было бы невозможно, если бы я несла Филипа. Даже с лестницей, нашм спуск с Филипом на руках был медленным и тяжелым. Каждый раз, когда скрипела ступенька, моя грудная клетка сжималась, и с каждой секундой жжение в плечах и руках увеличивалось.

Мы шли и, в конце концов, оказались на первом этаже.

Раздались щелчки пуантов, и к нам повернулись балерины-марионетки. Я собиралась опустить Филиппа на землю и вытащить его меч, но прежде, чем я успела это сделать, Гризельда закричала:

— Убирайтесь!

Чудесным образом они прислушались.

— Балерины и игрушечные солдатики подчиняются твоим приказам, — сказала я с благоговением, и щеки Гризельды покраснели от похвалы.

Она передвинула несколько рычагов. Свет и туман в лабиринте исчезли, и металлический сепаратор поднялся. Бисквит и Эйс направились к нам.

С помощью Гризельды я взвалила Филипа на Эйса, напомнив себе, что делаю это не в первый раз, и что он уже выздоравливал. Однако на этот раз все было по-другому. На этот раз Филип не просто устал или заболел. На этот раз он больше не был Филипом. Его душа все еще находилась в теле? Или его душа была внутри Щелкунчика? Если да, то есть ли способ вернуть его?