Проклятие (СИ)

Гермиона даже не пыталась смягчить свой тон. К чему притворство, если в данный момент ее бесило в нем все — безупречно отглаженная мантия, то, как он развалился в ее кресле, как подпирал рукой гладко выбритый подбородок, как манерно растягивал слова. Как осунулся за эту неделю, как побледнел, как запали глаза, окруженные темными кругами. Да, ее нервирует в Малфое абсолютно все! А особенно то, что несмотря на раздражение и желание стукнуть или ущипнуть его побольнее, Гермиона испытывала искреннюю жалость к юноше, который так бесцеремонно вторгся в ее кабинет и в ее голову.

Мерлин, да это просто невыносимо!

— И вообще, как ты сюда попал? На здании антитрансгрессионные чары.

Если бы в неприязни можно было утопить, слизеринец бы уже барахтался в самом сердце грейнджеровского цунами. Малфой даже удивился таким ярким эмоциям — что он, собственно, такого сделал?

Говоря о Драко, стоило отметить — ему крайне тяжело далось осознание того, что несмотря на кавардак в его собственной жизни, жизни других людей продолжались как ни в чем не бывало. С завидной регулярностью Малфой, словно маленький ребенок, ощущал приступы злобной обиды на тех, чьи мирки совсем не собирались рушиться от того, что он обреченно метался в попытках решить задачу, которую отнюдь не сам поставил перед собой.

И пока люди вокруг принимали жизнь как данность, наполняя ее обоснованными и не очень эмоциями и ощущениями, Драко не отпускало лишь одно чувство — жажда жить. Счастливо или не очень, весело ли, скучно ли, заурядно или нет — это было неважно.

Драко просто хотелось жить.

К сожалению, как и подавляющее большинство из нас, Малфой понял это, лишь когда судьба ткнула его носом в стремительно приближающиеся финальные титры. Что будет, когда придет черед Драко против своей воли передать всему магическому миру прощальный привет Темного Лорда, в который вместе со своей наичистейшей кровью умудрился вляпаться Люциус (вряд ли добровольно, конечно)? Малфой не знал. Но справедливости ради стоило признать, имел все основания не узнать никогда, имея на хвосте Поттера с кучей ищеек, незнамо откуда пронюхавших о проклятии.

Драко бы оценил шутку побежденного, но не поверженного Волан-де-Морта, если бы не в крови его рода было запечатано послание слетевшего с катушек Реддла.

Ерунда вроде ни к чему не обязывающих интрижек, чистоты крови, влияния в обществе, какие-то псевдо-дела и заботы, которыми была заполнена жизнь — все это испарилось моментально. Даже злость на отца, обида и жалость к самому себе временами отходили на второй план, уступая место внезапно проснувшемуся яростному, животному желанию жить. Оказывается, только это имеет значение, когда балансируешь на краю пропасти.

Маггловские дома, чужие палочки и постоянные, ежедневные, ежеминутные поиски решения. Все это стояло поперек горла, но пока Драко был не один, надежда не угасала. Смерть Нарциссы, пожалуй, стала финальным аккордом в борьбе с затянувшейся черной полосой.

Бежать. Сейчас, сразу.

Видит Мерлин, если бы он только мог, Малфой дал бы деру прямо в этот самый момент, не мучаясь чувством вины и пустыми терзаниями.

Он ведь не Поттер, чтобы жертвовать собой ради других. Не сумасшедший идиот с маниакальной потребностью лишить себя жизни во благо добра. Он не герой. Ему до безумия хочется просто жить. Не каждый второй и даже не каждый сотый рожден для подвигов.

Малфой дал себе слово — он свалит, как говорят французы, по-английски, как только разберется с одной из двух своих проблем. И если кровное проклятие даже не проблема, а настоящая ж… Короче, дилемма неразрешимая. То, хвала всем известным и неизвестным богам, в решении второго вопроса положительная динамика отчетливо наблюдалась.

Да-да, пока Поттер и стадо тупоголовых мракоборцев носятся по всей магической Англии, его подружка… Да, именно Грейнджер, именно она устранит последствия опрометчивой и безуспешной попытки Малфоя-младшего найти лазейку в наложенном проклятии. А после — плевать он хотел на все и всех, счастливо оставаться.

— Гре-ейнджер, — протянул Драко, — как же я рад тебя видеть. Неужели это не взаимно?

Удивительно, но в ее присутствии (он ощутил это еще в прошлую их встречу) ему удается забыть о той чертовщине, что происходит в жизни, и раствориться в язвительных замечаниях и шпильках в адрес Гермионы. Он чувствует себя почти как в детстве в Хогвартсе, когда увенчавшаяся успехом попытка задеть гриффиндорцев задавала отличное настроение на весь оставшийся день.

Было странно и даже нездорово признавать, что рядом с заучкой Грейнджер он оживал. Впервые за долгое время он не размышлял о том, почему все случилось именно с ним, не жалел себя, не злился на Реддла, Поттера, отца, не представлял, каково это — когда зеленый свет Авады летит прямо в тебя — больно ли, страшно или странно? И изменится ли как-то его собственная жизнь, когда проклятие перейдет из режима ожидания в активный режим?