Сейчас он впитывал ее раздражение, резкие жесты, мимику, а в голове и на языке уже роились и зудели тысячи острых и остреньких фраз, двусмысленных вопросов, невзначай брошенных язвительных замечаний и ничего больше, ни одной поганой мыслишки на ту тему. Кайф.
— На твоем месте, Малфой, — сухо начала Гермиона, — я бы перестала игнорировать мои вопросы. Зачем ты пришел?
— На твоем месте я бы перестал задавать идиотские вопросы, Грейнджер, — отозвался Драко, подражая интонации собеседницы. — Ты прочитала?
Прочитала? Он издевается? Да ей уже во сне являлись страницы из рукописи! Гермиона чуть ли не вызубрила ее, стараясь отыскать какие-то зацепки. А когда она их нашла, картина происходящего открылась с такой бредовой и нелепой стороны, что вызвала больше вопросов, чем ответов.
Сдержав недовольный вздох, Грейнджер взмахнула палочкой, и из ее туго набитого портфеля выплыла небольшая книга (в видавшем виды кожаном переплете) и направилась в сторону Драко.
— Эй, мастер левитации, осторожнее, — театрально возмутился Малфой, поймав отправленную ему рукопись. Он преувеличенно нежно погладил потрепанную обложку и сообщил: — Пергамент из человеческой кожи как-никак.
— Отличное представление, — Гермиона закатила глаза, чем вызвала на лице слизеринца довольную ухмылку.
— Что-то не так? — Драко явно получал удовольствие от происходящего. Его голос звучал наигранно-невинно, а лицо выражало почти (почти!) искреннее изумление. — Неужели тебе не понравилась книга?
— Я в восторге, — мрачно проговорила Гермиона, сопровождая свои слова кислой улыбкой. — От магии. А конкретно — это ее направление и все, что с ним связано, особо не вдохновляет. И не делай вид, что это не очевидно.
— Ну, не знаю, Грейнджер, — протянул Малфой, — как по мне, так это странно, — и, поймав вопросительный взгляд ведьмы, продолжил: — Это все равно, что признаться кому-то в любви, а потом добавить “только вот что-то твоя правая нога меня не особо вдохновляет, ты не мог бы от нее избавиться?”
— К чему ты ведешь?
— Может, Годелот и был немного того, но нельзя отрицать, что он гений. То, на что способна магия в умелых руках, — Малфой указал на рукопись, — феноменально. Разве темное не может быть великим? И не делай вид, что это не очевидно, — смакуя последнюю фразу, произнес Драко.
Почему-то ему доставляло удовольствие тыкать ее носом в идеологические тупики, в которые, как он считал, ее загнало желание быть всегда на “правильной” стороне и отстаивать “правильные” вещи. В мире Грейнджер и ее дружков наверняка все поделены на хороших и плохих парней. Заучка не похожа на узколобого рыжего остолопа, но кто знает, может, за столько лет и ей хорошенько промыли мозги, заразили слабоумием, и теперь она так же делит все на черное и белое, не замечая других оттенков?
Гриффиндорское трио, хоть и состояло из трех человек, иногда напоминало единый слаженный механизм. Друзья, обладавшие довольно разными характерами и темпераментами, дополняли друг друга и были “на одной волне”. Их мнения расходились в мелочах, но глобально они действительно всегда смотрели в одном направлении. А сейчас перед Гермионой сидел человек совершенно иного склада, который парой простых слов, легко и обоснованно озвучил то, что шло наперерез устоявшейся грейнджеровской вселенной, ее представлениям и суждениям.
Малфой сказал ей что-то серьезное, здравое, лишенное издевки, наверное, первый раз за всю историю их “общения”.
Часть ее (прости, Мерлин!) не могла не согласиться с ним, а другая навязчиво твердила голосами Гарри и Рона: “Гермиона, это же Малфой!”
Она много лет провела с Драко бок о бок. Не в буквальном смысле, но вместе с Хогвартсом, волшебством и преданными друзьями в ее жизнь пришел и противный мальчишка со злым языком. Так или иначе молчаливый и не очень образ Драко Малфоя был неотъемлемой частью жизни закадычной троицы.
И сейчас, наверное, впервые, она вдруг увидела в нем не только жестокосердного заносчивого слизеринца, а человека.
Гермиона смотрела на Малфоя, а казалось, что видит кого-то нового и неизвестного. Как будто за привычной блондинистой шевелюрой, за тонкими, сложившимся в язвительной усмешке, губами, за холодными серыми глазами, за огромным количеством предубеждений, злого сарказма, надменного равнодушия вдруг промелькнуло еще что-то, к чему ее раньше никогда не подпускали и чего она никогда не замечала.
Волшебница слегка качнула головой, сбрасывая наваждение и прогоняя навязчивые голоса мальчиков, продолжавшие твердить в ее сознании одну и ту же фразу.
— Это неважно, — задумчиво проговорила она, отвечая на реплику Драко, а может, и самой себе. — Какое я имею к этому отношение? Тут не целитель, тут мракоборец нужен. При чем здесь я, чего ты хочешь?
Оба знали, что этот вопрос неминуемо прозвучит, и знали, что ответит Малфой.
Он не просто надеялся. Сейчас он буквально дышал верой в то, что она согласится. Она же, в свою очередь, хотя и колебалась, прислушиваясь к здравому смыслу, где-то глубоко внутри отчаянно желала ввязаться в эту рисковую затею.