Проклятие Синь-камня: книжка о потерянной любви

Являлось ли Большое Пичаево проклятым селом? Гиблым местом, от одного дурного влияния которого крестьяне становились ворами и смутьянами, а крестьянки — стервами и похабницами?

На самом деле ходили слухи, что Преображенская церковь построена там, где раньше стоял языческий идол — мокшанская баба. Её лицо когда-то вырезали прямо на живой сосне (и оно не зарастало). Эта самая баба по имени Дуболго — жена мордовского князя, — однажды оказалась здесь с мужем в походе, да изменила супругу с одним из воинов.

Разгневанный вождь зарубил неверную. Но вскоре одумался и понял, что так любил Дуболго, что готов простить ей любые шалости. Да и было-то ей всего четырнадцать лет. Долго плакал князь, а потом повелел четвертовать воина-разлучника конями, а на самом высоком в округе дереве — высечь лик убитой. Потом мордва ходила к той сосне как на капище. От него и название реки, которая протекает рядом — «пич-ава», что в переводе означает «сосновая баба»28.

Умные люди говорили основателям Преображенского — монахам Иакову и Епифанию, — что нельзя возводить храм там, где столько лет вершили свои требы поганые. Но монахи не послушали. Сосну срубили, идола распилили и пожгли, но эпидерсия осталась.

По другой легенде в небольших лесках-липягах на берегах Пичаевки и Кашмы раньше располагались бортные угодья одного мокшанского беляка. Во главе его стояла женщина-вождь по имени Пичай. Когда эти места захватили солотчинские монахи и крестьяне Верхоценской дворцовой волости, предводительница сказала:

— Да подавитесь вы своим мёдом!

Обернула свой клан облаком, и унеслась с ним на северо-восток. А напоследок — прокляла липяги, пожелав, чтобы их новым хозяевам никогда не было ни мира, ни благолепия.

Ну, и наконец, последняя версия, состоит в том, что никакого отношения к мордве Пичаевка не имела, а является родственницей былиной (самой что ни на есть русской) Почай-реки29. А значит, и никакого проклятия нет. И рассказы о бесовской сущности пичаевских мест — такая же дурь, как и рассуждения о необычайном терпении русского народа и его наплевательском отношении к собственной судьбе.

На самом деле, сколько бы у нас не крали, во что бы не втягивали и под какие бы красные колёса не бросали, мы знаем, что в конце концов всё будет хорошо. Не у самих, так хоть у внуков или правнуков. Не у собственных, так у соседских. А раз так, к чему тратить душевные силы на то, что не важно? Это не наплевательство, а мудрость и опыт.

По поводу воинственности пичаевцев — ещё проще. Если наступить на хвост даже самой спокойной собаке, не надо удивляться, если она тебя тяпнет. Все первые годы существования тонбовской солотчинской вотчины на неё давили со всех сторон. Ценские разбойники — на западе, государственные крестьяне — на севере, пензенские помещики — на востоке, однодворцы — на юге. Земли — подрезали, угодья — отбирали, торговле — мешали. За что жителям Преображенского было любить своих межаков? Вот братия — другое дело. Её всегда уважали, хоть и боялись.

* * *

Когда пошёл слух, что вотчину у монахов отбирают, и теперь крестьяне Преображенского с деревнями будут за помещиком, в селе заволновались. Некоторые пичаевцы раньше работали на строительстве Питербурха, и знали, кто таков Ульян Сенявин. Знали, что происходил он из поляков, и что царь Пётр за воровство в Канцелярии городовых дел и за измывательство над простым людом отправил будущего генерал-майора в каземат. Но Сенявин неведомо какой хитростью из заточения выбрался, да ещё и получил повышение.

Сельские обыватели были уверены, что их переход в крепостные к Ульяну Акимовичу — негодяю и самодуру — приведёт к неисчислимым бедам. Поэтому, когда в конце лета новый приказчик генерал-майора Матфей Евсевьев вернулся в село в сопровождении поручика Ивана Угрюмова, капрала и ещё трёх солдат, эту команду ждал очень теплый приём. Емператорский указ, которым козырял Евсевьев, был объявлен поддельным и порван, а поручик с солдатами — разоружены и высланы вон.

Приказчику сообщили, что пичаевские крестьяне «быть за генерал-майором не желают». После чего представителя Сенявина пинками гнали до моста через Кашму. Стерпеть такую наглость Ульян Акимович не мог. И после его челобитной в военную коллегию, в Преображенское из Тонбова «для сыска и искоренения воров» был отправлен отряд капитана Путилова30 с поручиком Романовским и четырнадцатью драгунами.

* * *

Мишка прибежал к Мартину, когда военная экспедиция добралась до приказной избы и начала громко пререкаться со старостой.

— Там драка намечается, а может и стрельба — пойдём смотреть, — позвал однорукий.

— Куда? А ну-ка — стоять! — заорал на парней поп Савва.

Мартин был уверен, что иерей уже написал донос, как его неблагодарная паства не подчиняется законной власти и не признает осударева указа. Но поп неожиданно сказал:

— Давайте, ребята, бейте в набат, собирайте людей, — и вручил им ключи от колокольни.