Проклятие Слизерина

До полудня беснующийся призрак не затихал, Тому казалось, что голова вот–вот лопнет от трескотни. Ни одно из заклинаний, которые он разучивал самостоятельно, не выходило, нужные слова терялись или забывались вовсе. После нескольких неудачных попыток Том решил за лучшее отработать жесты и взмахи палочкой, это требовало меньших усилий.

Он выждал, пока мадам Кохен отправится на обед, осторожно выскользнул из‑под одеяла. Ослабевшие ноги подогнулись, от щиколоток до коленей прошел озноб, Том бессильно привалился к кровати. Волна неожиданной слабости, которую считал давно забытой, вновь прокатилась по телу, даже в боку отчего‑то кольнуло. Том не на шутку испугался, тут же перед глазами замелькали разноцветные мушки, к горлу подкатила тошнота, безумно захотелось вернуться в мягкую постель, и больше никогда не вставать. Он постоял, привыкая к новым ощущениям, пальцы до побелевших косточек вцепились в кроватную спинку.

Том взглядом нашарил у стены чугунную бочкообразную печь, сухой жар от которой согревал все Больничное крыло в холодное время года, шагнул по направлению к ней. Перед глазами еще рябило, коленки стукались одна о другую, но теперь Том крепко стоял на ногах, хоть каждый шаг и давался с трудом.

В печи, что походила на распухшую от перекорма корову, весело мелькали рыжие языки пламени. В лицо дохнуло теплом, Том приблизился еще, невольно зажмурился, когда глазные яблоки обожгло, а волосы стали слегка похрустывать. Рядом с печью на полу лежит кочерга, совсем черная от сажи и пепла. Том, прикрывая лицо рукой, нагнулся за ней, разумно приспустив на ладонь рукав пижамы. Отскочил от печи, фыркая и отплевываясь, словно кот с опаленной шерстью. Накаленная кочерга пока еще слабо пригревает пальцы, но Том не собирался ждать, когда та обожжется, как смог размахнулся… Кочерга с гулким бумом отлетела от чугунного бока печи.

Том отшатнулся к ближайшей кровати, непроизвольно зажал уши. Едва в глазах перестало двоиться, а в голове утих гнетущий звон, Том с ожиданием посмотрел на стену рядом с печью. Там, насколько он знал, находились нежилые помещения, которые облюбовали школьные привидения. Появления одного из них Том и ждал.

Не сразу, но каменная стена покрылась легкой дымкой, словно через нее просачивался молочный туман. Том пересилил безумное желание убежать. Вскоре в том месте показался жемчужно–белый худой старик. Взгляд Тома скользнул по его мантии, на которой серебристо переливались кровавые пятна. Том заставил себя перевести взгляд с одеяния призрака на строгое лицо, выпученные глаза смотрели с крайним неудовольствием.

Скрипучий раздраженный голос, будто предрождественский мороз, пробирал до костей:

— Ты хоть понимаешь, кого побеспокоил?

— Это не я, – пробормотал Том, сползая на пол.

Кровавый Барон недоверчиво фыркнул, Том крепче сжал зубы, едва не дернулся под пронизывающим неживым взглядом. В коридоре звякнуло, гулкий перезвон, как лавина в горах, стал стремительно нарастать, но даже в этой неразберихе слышался знакомый визгливый хохот. Большие глаза Кровавого Барона в тот же миг превратились в узкие щелочки, он протянул замогильным голосом:

— Пи–и-ивз.

Тело призрака медленно, словно кисельное, вытекло из стены, повеяло холодом, Тома невольно передернуло, но Кровавый Барон, разъяренный, уже забыл о нем. Также беззвучно, как и появился, призрак скрылся за дверью лазарета… и вдруг стало тихо, настолько, что Том слышал скрип часовых стрелок из кабинета мадам Кохен. Некоторое время он завороженно смотрел на дверь, пока не почувствовал, что босые ноги замерзли, только теперь заставил себя встать, назад возвращался с чувством выполненного долга. Обессилевший Том повалился на кровать, грудь вздымалась часто, словно после бега, внутри нарастало смутное ощущение гордости за самого себя. Теперь осталось лишь дождаться вечера…

Том нахмурился, еще раз оглядел свой уголок критическим взглядом. Прикроватная тумба, будто картонная коробка под дождем, разбухла от спрятанных в ее утробе книг, на одеяле ни складочки, натянуто, как пузо сытого дракона. Корникс только после долгих уговоров покинул уют лазарета, теперь где‑нибудь на дереве мерзнет, дуется как сыч.

Время ужина давно закончилось, за окном стремительно темнело, а палату уже освещал теплый свет масляных ламп. Том огляделся, поморщился недовольно, с нервозностью переставил на тумбе бутыли с микстурами. Еще раз покосился на часы, воздух из легких вырвался с шумом: все без толку, Крестную не умилостивить идеальным порядком. Рука вновь сама потянулся к никчемным бутылям, когда Том, словно учуявший сову заяц, испуганно замер: дверные петли тихонько скрипнули. До слуха донесся знакомый голос, негромкий и сдержанный, отчего сердце, как пичуга в клетке, бешено заколотилось.

— Не беспокойтесь, я не задержусь.

Звук шагов приближался слишком быстро, Том заметался на кровати, что стала в этот момент слишком тесной и неуютной. В последний момент откинулся на подушки, крепче сцепил пальцы под одеялом, замер в ожидании.

— Том, к тебе пришли, – улыбнулась мадам Кохен с теплотой.