Проклятие Стравинского

Мои неторопливые размышления перебил знакомый голос. Я поднял глаза – перед моим столиком с самым несчастным видом стоял бледный Саша Мерсье. Не дожидаясь моего разрешения, он поспешил опуститься на стул напротив меня и заказать подоспевшему с моим кофе официанту чашечку и для себя.

– Наверное, вы устали выслушивать мои исповеди, – проговорил он отрывисто, – но прошу вас в очередной раз выслушать меня. Возможно, это будет моя последняя исповедь – чистосердечное раскаянье в равнодушии из-за смерти Пьера. От всей души надеюсь, что малыш меня простил.

Стоит отметить, что поскольку к этому времени я отлично отобедал, ощущая себя стопроцентно сытым и довольным жизнью, выслушать исповедь Саши не составляло особого труда. Я милостиво кивнул.

– Ничего страшного, Саша, я вполне могу вас выслушать. Только вот не совсем представляю, за что Пьер мог бы вас простить?

Саша слегка откинулся на спинку стула, уставившись куда-то в перспективу почти пустой набережной под монотонным дождем.

– Я понимаю, о чем вы говорите – да, формально я ни в чем перед племянником не виноват. У каждого из нас была своя жизнь, а Пьер слишком часто задирал нос и не слишком считался с чьим-либо мнением, включая мое. И все-таки…

Он перевел задумчивый взгляд на меня.

– И все-таки, согласитесь, когда сталкиваешься со смертью, многое пересматриваешь заново. Я столько раз отмахивался от Пьера, не выслушивал до конца его реплик, прерывая на середине…

Он вздохнул и покачал головой.

– Сегодня я был в морге на официальном опознании тела. Это ужасно! Он казался совсем юным, моложе своих восемнадцати лет. И эти черные губы! Мне чуть не стало плохо. Бедняга Пьер…

Я сочувственно кивнул, улыбаясь нотариусу с нотой поддержки.

– Жаль парня, но мы ничем не можем ему помочь. Он сам сделал свой выбор. Ведь, судя по всему, Пьер увидел того, кто убил его предшественника – Алекса Мону, и, возможно, попытался шантажировать убийцу.

Саша кивнул.

– Примерно то же самое говорил мне сегодня и полицейский. Он также интересовался, не упоминал ли что-то в этом плане Пьер при разговоре со мной в последний день. Вот тут я и ощутил свою вину. Я попросту вспомнил последний день нашего общения, когда Пьер дважды звонил мне, пытался что-то сказать, а я дважды прерывал его с первых же слов: «Извини, Пьер, мне сейчас некогда!»

Это уже что-то: выходит, Пьер все-таки хотел поделиться своими сведениями с дядей Сашей!

– А вы не могли бы полностью повторить реплики Пьера? Что конкретно он вам говорил?

Саша в очередной раз глубоко вздохнул, пожав плечами.

– Это было утром, в девять часов, я как раз принимал важного клиента в конторе. Пьер позвонил и, как всегда, забыв меня поприветствовать, затараторил: «Дядя Саша, мне крайне необходим ваш совет…» Тут я перебил его: «Пьер, перезвони мне после обеда, сейчас я не могу говорить». Я дал отбой, но он тут же вновь перезвонил: «Послушайте, дядя Саша, это вопрос жизни и…» Я просто сбросил его, ощущая немыслимое раздражение, даже злость на мальчишку: ведь я сказал ему, что занят, а он лезет со своими «жизненно важными» вопросами!

Я задумался. Если утром в понедельник, за несколько часов до смерти, Пьер звонил своему дяде, значит, парень, несмотря на свою извечную самоуверенность, на этот раз до конца не был уверен в правильности своего решения. Вряд ли, конечно, он посоветовался бы с Сашей насчет того, требовать ему с убийцы выкуп или просто сдать его в полицию. Но кто знает!..

– А в дни убийств он вам ничего любопытного или, скажем так, не совсем обычного не говорил?

Саша обреченно пожал плечами.

– После того как вы вчера сообщили мне эту новость, я долго не мог уснуть, пытался вспомнить каждую мелочь, каждое слово Пьера из нашего общения в последние дни… Все бесполезно – ничего такого не пришло мне на память. Он бесконечно повторял, что станет лучшим танцовщиком фестиваля, всячески поносил Алекса Мону, а вот про Савелия я от него не услышал ни единого отклика. Вот и все! Единственное, что может каким-то образом объяснить поведение Пьера: последнее время он очень хотел отправиться в Америку. Кто-то рассказал ему о некой необычной балетной труппе в Нью-Йорке, и мальчишка загорелся идеей пройти отборочный конкурс и стать танцовщиком той самой труппы. Вот и все…

Этот день завершился чрезвычайно тихо и мирно: дождь к вечеру утих, но небо до самого конца так и было затянуто черными облаками, а потому стемнело рано. На этот раз мы с семейством Венсе ужинали в кухне, ограничившись лишь открытой дверью на каменную террасу, с наслаждением вдыхая волнующий кровь озон.

Под финиш ужина, когда Мари рассказывала о своих забавных учениках и их каверзах, мне позвонил комиссар Криссуа.

– Извините, что нарушаю ваш мирный вечер, – сказал он. – У меня совсем маленький вопрос: сегодня в течение всего дня вам нигде не встречался Жак Мюре?

Я нахмурился.

– Нигде его не встречал. Выходит, его телефон до сих пор не отвечает?