Проклятие Тары. Артефакт-детектив

— И буряты тоже. Они составляли ее костяк, потому она и называлась Азиатской, — Хеллер умолк, сбившись с мысли.

— Куда же запропастилась казна дивизии? — пришла на помощь Марина, ни на секунду не упускавшая нить беседы.

— Так вот! — как ребенок обрадовался историк. — После поражения в Забайкалье Унгерн решил спрятать золото, чтобы оно не досталось большевикам. Не берусь судить, как его искали предыдущие экспедиции, но я бы пошел по пути отступления дивизии после боя за Гусиноозерский дацан. А это значит, что казну и самые редкие из драгоценных камней, которые барон держал при себе, спрятали между 24 июля и предательским пленением Унгерна отрядом Сундуй-Гуна в ночь на 22 августа.

— Благодарю за потрясающий рассказ, Карл. Великолепный материал для детектива, не находите?

— Как-то не думал об этом, — смутился профессор.

— Вы мне здорово помогли, даже не знаю, как благодарить вас!

— Может быть, поужинаете со мной? — не очень уверенно предложил он.

— С удовольствием, дорогой Карл, — осчастливила согласием Марина, предполагая возобновить допрос профессора в ресторане.

Пока она кокетничала с Хеллером в брюссельском ресто, Чаров размышлял над посланием Бадмы Ергонова. Бурят настоятельно просил не затягивать с поисками и дать ответ о судьбе пропавшего из ургинского монастыря золота не позднее православного Рождества.

«Ага, значит, все-таки монастырь!» — удовлетворенно подумал он и сверился с календарем. «Месяц есть, думаю, успеем», — понадеялся он на результативную поездку помощницы. «Мариша была б не Мариша, если бы позволила себе вернуться ни с чем», — не без оснований рассуждал детектив, с нетерпением ожидая звонка из Бельгии. «Однако странно. Из письма бурята выходит, что он определился с задачей только сейчас. Особенно любопытно вот это место, — Чаров отыскал нужный абзац, — „…золотая статуя богини Тары должна обрести свой храм и вновь занять свой трон“, — как заведенный, повторял он, меряя шагами комнату. — До сих пор господин Ергонов хранил молчание о статуе и не ставил жестких временных рамок. Видать, что-то у них поменялось, раз возникла такая спешка! Или здесь кроется политика?» — неприятный холодок пробежал по спине, и взгляд упал на висевший над письменным столом портрет прапрадеда. Это была студенческая работа молодого Репина. Облаченный в коллеж-асессорский мундир следователь Чаров[5] взирал на потомка с улыбкой, но не снисходительной, как казалось ему ранее, а вполне себе одобряющей.

Ночью запиликала трубка.

— Порядок, Георгюнь, он выложил все, что знает, — оживленным, несмотря на поздний час, голосом Марина торопилась поделиться своей радостью.

— Неужели? — возбужденно переспросил он.

— Все до последней запятой, — победно выпалила женщина, напоминая отличницу дочь, спешившую обрадовать строгих родителей очередной пятеркой.

— Ты сейчас где? — внезапная ревность кольнула его.

— Вернулась в гостиницу и умираю спать, — соврала она, уловив напряжение в его тоне. На самом деле Марина была в ресторане и вышла в дамскую комнату, чтобы позвонить. Хеллер не на шутку увлекся ею, и она подумала, что с нее не убудет, если полюбезничает с профессором еще с часок. «Как-никак, а помог он нам капитально», — искала себе оправдание она.

— Вижу, времени зря не теряешь. Наш пострел везде поспел! — пробурчал детектив.

— Что-что? Не поняла?

— Ладно, не парься!

— Тогда до завтра, дорогой. Очень хочется баиньки, — чирикнула она, нарочито громко позевывая.

— Спокойной ночи! — процедил детектив и с раздражением отшвырнул трубку.

«Ничего, поворчит и успокоится, а маленький флирт мне не повредит!» — окинув себя в зеркале, усмехнулась женщина и довольная собой возвратилась в зал.

Чаров долго не мог уснуть. Он успел привязаться к Марине, и мысль, что она не одна, сильно досаждала. Георгий с трудом терпел ее собственного мужа, воспринимая персону Матвея как неизбежное зло. В аэропорт детектив отправился, не проспав и часа, с тяжелой головой и в скверном настроении. Когда они встретились, он все еще злился и только дома понемногу оттаял. «В следующий раз буду осторожней, не стоит попусту дразнить гусей», — размышляла она, пока Чаров возился на кухне.

Она огляделась. В квартире прибрались, но было видно, что делалось все наспех, неумело и кое-как. «Да, не женская рука здесь занималась уборкой, не женская», — Марина поймала себя на мысли, что, если бы застала иную картину и квартиру вылизали бы до последнего угла в кладовке, ей бы это понравилось куда меньше. «Не следовало звонить ему ночью, не следовало», — посетовала женщина и заглянула на кухню.

— Давай помогу! — предложила она и, не дожидаясь ответа, повязала фартук.

— Раз уж взялась, нарежь лук для салата, — Чаров протянул внушительных размеров луковицу.

— Ты ее где, в Чернобыле, откопал?

— Если Чернобыль напротив дома, тогда там, — первый раз за все время он улыбнулся. — Что твой Иссерсон? Как пережил отсутствие благоверной?

— Нормально. Да и вообще это наше с ним личное дело.