Проклятие Вальгелля. Хроники времен Основания

— Метко, что мы в паре, — пробурчал Дагадд, даже не оглянувшись, словно ему и в голову не могло прийти, будто на Баллантайна с Гвендолен тоже сойдет какое-то сверхъестественное умение. Впрочем, с ними ничего особенного не происходило. Если не считать того странного чувства, которое медленно возникало у Гвендолен внутри, пока они шагали вначале мимо рыбацких шхун с потрепанными парусами, потом вдоль выставленных на утоптанной земле торговых рядов, где только что выловленная мелкая рыба чередовалась с нехитрым и немного корявым домашним скарбом. Не то, чтобы в ней вдруг проснулась жалость ко всем людям вокруг, хотя многих, конечно, стоило пожалеть, настолько тяжел был их каждодневный труд и настолько незначительна скудная радость. Но Гвендолен неожиданно стала остро ощущать себя частью мира, что разворачивался перед ней, кусочком бесконечной мозаики, которая складывается из мыслей, стремлений, мольбы, боли и смеха всех существ, что дышат и могут думать. Она даже споткнулась, настолько странным было ощущение, что она видит эту сеть, растянувшуюся над миром, и вот-вот сможет потянуть за нити и вытащить что-то главное, только вот что? Она растерянно обернулась и посмотрела вслед уезжающему в сторону отряду, где ехали вандерские воины и Нуада. По замыслу Логана, они должны были разделиться, чтобы не привлекать чрезмерного внимания, как путешествующие с хорошо вооруженным эскортом. Нуада должен был приехать в столицу раньше, оценить ситуацию и подыскать им по возможности укромное место для жилья. Глядя им в спины, Гвендолен ощущала не только их место в общей мозаике, и значит, свою связь с каждым, но и откровенную зависть: из них никто пока не терзался непонятными ощущениями, мешающими нормально передвигаться. Единственное беспокойство воинам с севера причиняла жара, которую не облегчал даже пахнущий солью ветер с моря.

Гвен покосилась на Баллантайна, идущего рядом. По его лицу ничего нельзя было прочитать, а значит, ему тоже было не по себе. С лица схлынуло обычное вдохновение и уверенность, на лбу пролегла резкая складка, и он сразу стал казаться старше.

Она хотела сказать как можно осторожнее, поэтому очень долго подбирала слова. Даже повторила их несколько раз про себя:

— Может… не надо пока вспоминать ни о чем? Потом… а первое время просто не думать?

— Их было тридцать человек, Гвендолен. Много лет я видел перед собой лицо каждого из них, помнил их манеру разговаривать, их жесты, голоса, сам часто разговаривал с ними в мыслях. Но я все равно был уверен, что поступал правильно. Ради своей страны. Ради мира на Внутреннем океане. А теперь у меня нет такой уверенности. По логике я должен сейчас развернуться и прыгнуть в море, или завязать петлю на горле в ближайшем сарае. А я даже испытываю радость, когда смотрю на тебя.

Он вдруг улыбнулся прежней улыбкой, и сердце Гвендолен подскочило, так что ей показалось, будто она слышит его настойчивый стук о ребра.

— Ты опять вся дрожишь. И глаза огромные. Тебе идет. Ты за меня боишься?

Слова не очень получались, поэтому Гвен кивнула.

— Не стоит. Мне кажется, что мы сюда не зря приехали. Такое совпадение напрасным не бывает. Знаешь, я ведь не просто так выбрал себе новое имя. Я был уверен, что никогда больше сюда не вернусь, но Эбра должна была остаться со мной… Плохо только, что ты так переживаешь.

Пользуясь тем, что Логан и Дагадд идут впереди и не оборачиваются, он взял ее за руку.

Гвендолен сразу забыла все свое единение с миром, потому что его полностью заслонило непередаваемое ощущение, когда пальцы Эбера скользили по ее ладони. Но как и положено мгновениям совершенного счастья, они быстро закончились: впереди показались ворота, обозначавшие выход из гавани за городскую стену. Собственно, туда они и направлялись разузнать, к какому каравану можно примкнуть, чтобы добраться до Эбры. Но, подойдя чуть ближе, все четверо одновременно замедлили шаг.

У ворот был выставлен караул гвардейцев в полном параде. Лишь двое, расположившихся в тени чуть поодаль сняли серебристые шлемы с причудливо изогнутыми рогами и положили их на колени, отдыхая от жары. Остальные десять — Гвендолен быстро сосчитала — маялись, таская на голове знаки неограниченной власти над телом и ищушеством каждого ничтожного слуги султаната. Лица у них поэтому были хмурые и лишенные не только всякого сострадания, но и живой мысли. Они подталкивали каждого проходящего сквозь ворота к какому-то сидящему на камне человеку в длинном одеянии и не сильно прикрывавшей плешь маленькой черной шапочке. Человек что-то внимательно разглядывал и степенно кивал головой.

Четверо растерянно переглянулись. Баллантайн пришел в себя первым и не спеша направился к крайнему лотку, чтобы их остановка не выглядела слишком внезапной. Там им пришлось сразу же торговаться из-за длинной нитки зеленых камней, очевидно поддельных, которые торговец с плотно зажмуренными глазами пытался всучить мужчинам для Гвендолен, уверяя, что их цвет как нельзя больше "подходит к несравненным очам солнцеликой госпожи, заслоняющей день светом своей красоты".