Проклятие валькирии

Стояли на отдыхе корабли, дожидаясь времени, когда их снова спустят на воду. Обленились воины хирда, время от времени развлекая себя соревнованиями в силе и ловкости. Готовились к Посвящению те, кто назовет себя после ульфхеднарами. Лучшими воинами в окружении конунга. Его защитой, глазами и ушами. Дело это небыстрое. Многие обучались с юности и после так и не становились воинами-волками. А некоторым и пары зим хватало, чтобы стать лучше других.

Вот и Ингольв до начала похода собирался пройти все испытания. Он давно ощущал себя ульфхеднаром, но против обычаев и установленных порядков не попрешь. Нужно только дождаться остальных, когда и они будут готовы.

На тренировках никто сражаться с ним не спешил, только Мерд, по-прежнему вкладывая в каждое движение особый смысл, иногда звала его размяться. Да Лейви. И по-прежнему они не могли выяснить, кто из них двоих сильнее и ловчее в бою.

— Эдак мне побратимом твоим становиться придется, — улыбался во все зубы скальд после очередной схватки.

А Ингольв уже подумывал об этом, как о неизбежном. После выздоровления, о котором напоминал теперь лишь заметный шрам на боку, Лейви остался в хирде Радвальда и был принят в него с радостью. Нечасто встречаются столь могучие воины, которым не по плечу победить одного бастарда конунга. Пленять, а уж тем более делать его рабом ни у кого и мысли не возникло. Многие удивлялись, почему он смирился и остался в Скодубрюнне? Неужто никто не погиб у него в Гокстаде, не за кого мстить? Да и верность Фадиру для него, получается, ничего не значила? Но все оказалось гораздо проще: Лейви не служил Железному Копью, а принадлежал ватаге погибшего в морской схватке ярла Тьельвара. А родом был вовсе не из тех мест Поместье его отца находилось на землях свеев**. По какому разумению он не спешил туда возвращаться — ведь никто в Скодубрюнне силой его не держал — Лейви умалчивал. А Инголье в расспросах не упорствовал: у каждого может быть в жизни такая история, о которой лучше не трепаться. Ему было достаточно того, что они прониклись друг к другу уважением, которое обещало перерасти в дружбу. А это — великая ценность и принесет гораздо больше удовлетворения, чем смерть обидчика.

Накануне Сумарсдага даже воинам нашлась в усадьбе работенка не легче рабской. Ингольв и Лейви, перетащив к храму богов несчетное число лавок: съедутся люди со всей округи — уселись подле длинного дома отдохнуть. Суетились во дворе трелли, расчищали насыпавший за ночь снег, носили из кладовых запасы, что всю зиму берегли к празднику. Пока они, убаюканные мельтешением, молча наблюдали за кипящей жизнью поместья, рядом подсел и Эйнар. Давно его не было видно: он на несколько недель уезжал в отцовское поместье. Не то чтобы ему там были рады, но все ж он наследник — негоже пропадать насовсем. Потому-то хоть раз в несколько лун он наведывался к отцу Показаться да позлить своим вечно беспечным видом.

— Гляжу, вы рады видеть меня, аж подпрыгиваете, — усмехнулся он, помолчав.

Ингольв покосился на него, а Лейви даже головы не повернул: они с Эйнаром не пришлись друг другу к душе.

— Ты всегда умудряешься появиться к концу работы. Сиглауг сегодня хуже зверя.

Эйнар понимающе кивнул. Как бы Ингольв ни ворчал, а он тоже частенько знавал, какова бывает хозяйка, когда хочет устроить к празднику все так, как должно. Никому не укрыться от ее взора и поручений.

Втроем они снова замерли. Туда и обратно промелькнула Асвейг: аж внутри все замирало от ее появления. До сих пор Ингольв не мог привыкнуть, что эта гордая порой до надменности девушка — его невольница. И если бы не верный Гагар, то давно уж остальные рабыни разорвали бы ее на куски. Получив отказ в помощи и освобождении даже в благодарность, она и вовсе не смотрела на Ингольва иначе, как с неизменным желанием свернуть ему шею. Да только силенок на это не хватит И чем дальше, тем больше он убеждался, что о своей власти над его жизнью она и не подозревает. Да и знать ей об этом совсем ни к чему. Но, со своей стороны он все ж попытался, как мог, облегчить ей жизнь в поместье: и чтобы спину без конца не гнула, и подозрения у других да лишнюю зависть бездельем не вызывала. Ему достаточно сталось того, как она однажды, когда ударили первые морозы, провалялась в рабской хижине с лихорадкой почти неделю. Каких усилий Ингольву стоило не валиться с ног тоже — никто так и не узнал. Он, скрывая бьющий его озноб, продержался эти дни, как ни в чем не бывало. Только Лейви косился на него подозрительно, все спрашивал, чего он так потеет. Но все прошло, как только Асвейг полегчало.

Эйнар проследил за взглядом Ингольва, когда тот в очередной раз посмотрел на пробегающую мимо девушку.

— Вот странный ты, — затянул не раз слышанную песню. — Такая девчонка, посчитай, твоя от и до. А ты все для чего-то ее бережешь. Гляди, тот трелль, — он жестом показал выдающийся нос Гагара, — залезет ей под юбку раньше.

— С чего ты взял, что мне это надо? — попытался сохранить самообладание Ингольв. — Пусть живет себе.