Отчасти, если подумать, Герман и сам был виноват в том, что этот ковбой охмурил его жену. Проглядел, надула его Вероника! Они уже с год жили раздельно, Герман заезжал посмотреть на супругу, обсудить дела. Тут как-то сидел у нее дома, и вдруг, в дверь позвонили. Вероника пошла открывать. Вернулась с шикарными розами, на щеках – румянец. Герман заинтересовался – что за принц принес цветы? Жена стала мямлить, вот, сосед за ней ухаживает, а он одинокий, со своей квартирой. Вероника и подумала, что может…
Герман сначала поверил, но потом сообразил: врет, сука! Тогда Вероника призналась, что хотела просто расслабиться. Понравился ей сосед и все! Между ней и Германом уже все в прошлом, она знает, что он баб меняет чаще, чем носки, вот и позволила себе.
– Оставь его мне, прошу тебя!
Герман разозлился, но оставил. И нажил проблемы.
Сидя за столом на кухне в своем доме, он прикидывал: что же знает Джон о муже Вероники и о даре Вероники? И что он собирается предпринимать? По любому выходило, что от Джона надо избавляться. Если он не идиот, то догадывается о многом. Что-то видел, что-то слышал, где-то проболталась жена. И даже если не проболталась, все равно Герман не собирался терпеть Джона рядом с Вероникой. Будет таскаться за ней, нос во все совать, а в итоге станет требовать денег за молчание. А как еще он мог бы себя вести, узнав, что Герман с помощью Вероники ворочает солидными деньгами?
Кстати, Джону вполне может захотеться занять место Германа рядом с Вероникой. А если она действительно запала на него, то и сама может предложить Джону такой вариант. Тогда они вдвоем попытаются уничтожить Германа.
Он тронул ладонью левую скулу – после кулака Джона она долго болела. А как он ребенка из дома украл! Судя по всему – прыгал с дерева на забор, а оттуда – на балкон детской комнаты. Не человек, а дикая кошка. К счастью, люди давно изобрели ружья, чтобы приструнивать таких вот зверей.
Позвонил Вась-вась и сказал, что Джон выключил свет в своей квартире. Вась-вась оставит на ночь наблюдателя, чтобы наш парень не смылся до утра, а утром можно будет идти к нему.
Герман согласился с планом. Можно бы и ночью это дело решить, но что, если не удастся Джона тихо выманить из квартиры? Если будет шум – будет и наряд милиции. Люди сейчас не стесняются милицию вызывать. Днем, когда народ расходится по делам, и то спокойнее.
Я сидела в доме, построенном моим мужем, думая о своем муже. Сегодня в первый раз за долгое время я осталась совсем одна. Лиля Семеновна вернулась в свою квартиру, а сегодня утром она позвонила, чтобы шпионским голосом меня информировать: она встретила нашу Лиду-Софью. Джон, которого вызвала Лиля Семеновна, поехал за ней. Несколько минут назад он позвонил Лиле Семеновне и сказал, что он останется у себя дома, а об аферистке расскажет завтра.
Едва успела попрощаться с Лилей Семеновной, как позвонил ее сынок. Он вернулся к себе и очень мне благодарен за гостеприимство. В его квартире уже не опасно, сказал он. Но все равно просил быть осторожной, еще ничего не кончилось. Он думает, что надо бы уже “поднимать волну”, общаться с прессой, писать заявления в милиции и делать все то, что я планировала еще три месяца назад. Естественно, что объяснить, каким образом действовала преступница, будет сложно. Но теперь у Джона есть свидетель.
Его слова меня слегка удивили – я и не думала, что Джон так глубоко в теме “гродинских самоубийств”. Он почти не принимал участия в наших обсуждениях и разговорах. И что за свидетель такой?..
На прощание Джон попросил когда-нибудь, когда все плохое кончится, встретиться с ним. Можно, в ресторан сходить, но лучше посмотреть на закат – он знает особые места.
Закаты, рестораны… Как это далеко от сегодняшнего дня. Но обижать Джона мне не хотелось, поэтому я сказала, что все может быть. Мы попрощались.
Если бы у меня была близкая подруга, которой я рассказывала бы все-все о своих чувствах, то я бы ей сейчас позвонила и рассказала, как мне нравится Джон! Как все в нем мне нравится – голос, улыбка, которую я видела очень нечасто, манера ходить, сидеть. То, как он ест – виртуозно пользуясь ножом и вилкой. То, какие люди его окружают. Почему мне сорок, а не двадцать пять? Почему в моем возрасте такие мысли кажутся такими неуместными?
И даже его приглашение на самое настоящее свидание мне подозрительно. То есть, не в том смысле, что Джону нельзя доверять, мол, поматросит и бросит. Наоборот, мне кажется, что он не может видеть в сорокалетней вдове объект для ухаживания. Скорее всего, он просто хочет поблагодарить за гостеприимство.
Но “посмотреть на закат” – звучит очень романтично.