— Я не изменница, Рафаэль, но я должна это делать, понимаешь? Люди Иоанна преследуют священников, ни в чём не повинных людей. Если я сумею помочь им спастись, помочь верным слугам Господа избежать опасности — может, тогда Христос и Пресвятая Дева смилуются над душой моего сына. Это моё искупление, ради Джерарда, понимаешь? Единственное, что я могу для него сделать. Я не сумела помочь сыну при жизни. И не могу оставить его после смерти.
На лице леди Анны Рафаэль видел мольбу, как у маленькой девочки, которая обращается к отцу. Если бы она не была столь знатной, он мог бы обнять её, чтобы успокоить, такой она казалась потерянной и отчаявшейся, но он не смел прикоснуться к леди Анне.
— Миледи, — мягко сказал он, — прежде чем священник отбыл во Францию, он приходил сюда, в поместье, соборовал тело вашего сына.
В глазах леди Анны показались слёзы радости, она крепко сжала пальцы Рафа.
— Скажи мне, что это правда. Поклянись. Ты ведь не станешь меня обманывать?
— Я клянусь вам, что это правда, — торжественно подтвердил Раф, попытался прямо взглянуть ей в глаза, но не сумел.
Он чувствовал, как леди Анна сверлит его взглядом, стараясь прочесть ответ по лицу. Рафаэль знал — ему легче устоять перед ножом палача, чем справиться с болью в её глазах. Но, в самом деле, что мог он ей сказать? Священник начинал соборовать её сына, но благословит ли Бог такое таинство, угрозами вырванное у Его слуги? Раф даже не был уверен, что это чрезвычайное соборование выполнено до конца, ведь вряд ли можно надеяться, что священник продолжал его после того, как Раф захлопнул над его головой крышку люка. Даже если священник сразу же не потерял сознание, он скорее проклинал Джерарда, чем благословлял его.
Раф молча проклинал себя. И о чём только он думал? Тот священник был прав — что толку соборовать так сильно разложившееся тело? Но ведь кости святых и поныне имеют силу исцелять? Они высохли, рассыпаются в прах, но несмотря на это, люди целуют их и молят о благословении. Но Джерард не был святым. Не аромат нетленных останков исходил из его гробницы. Должно быть, священник не сомневался, такое неестественно быстрое разложение свидетельствует, что он скончался в смертном грехе. А гниющие останки в гробу, отвратительная жидкость и ужасная вонь — это не Джерард, не тот, кого Раф любил и называл другом.
Как будто прочтя его мысли, леди Анна прошептала:
— Мой сын, как он выглядел? Он покоится в мире?
Раф нахмурился, стараясь выбрать слова так, чтобы не ранить её ещё сильнее. Он кивнул, не глядя в глаза.
— Благодарю, — прошептала она, но Раф не был уверен, что она не благодарит его лишь за попытку утешить, за эту спасительную ложь.
— А та девушка, что понесла грех моего сына, Элена... ты ничего о ней не слышал?
— Надеюсь, она в безопасности... сейчас... — ответил Раф. Он чуть не добавил — пока Осборн не вернулся и не нашёл её.
Леди Анна слабо улыбнулась.
— Я рада это слышать. Знаю, мы сделали это ради спасения души моего сына от вечных мук, но меня до сих пор не оставляет чувство вины за то, что пришлось обмануть невинную девушку. Я не хотела причинить ей вред.
Раф поморщился. Что сказала бы леди Анна, если бы знала — Элена, ради которой оба они рисковали свободой, защищая от Осборна, в конце концов может оказаться хладнокровной убийцей?
Снизу, со двора, послышались крики и рёв, а вслед за тем — стук копыт и собачий лай. Осборн вернулся. Раф поднялся на ноги.
— Они не должны видеть, как мы разговариваем наедине. Осборн может заподозрить, что затевается заговор против него. Но, миледи, пообещайте — вы больше не должны помогать врагам короля. Это слишком опасно, особенно когда Осборн здесь. Ни ваше происхождение, ни пол не помогут, если вас обвинят в измене. Иоанн не щадит даже своих родственников, и на самом деле кажется, что чем они более благородны, тем более жестоко с ними обходятся. Обещайте мне, что больше не будете.
Но Раф так и не услышал ответа, если она, конечно, что-то произнесла — Осборн поднимавшийся по лестнице в Большой зал, выкрикивал его имя. Несколькими шагами Раф пересёк комнату и оказался за дверью. Как только она захлопнулась, леди Анна прижала ладонь к губам и заплакала.
Элена долго лежала без сна той долгой ночью, никак не могла забыть о Финче. Прежде она не задумывалась, что делает посетитель с кем-нибудь из мальчиков или девушек. Наоборот, с тех пор, как оказалась здесь, она молила только об одном, — пусть они делают это с другими, но не со мной. Пресвятая Дева, не позволяй им делать это со мной. И когда уходил последний посетитель, Элена чувствовала огромное облегчение — этой ночью за ней уже не пошлют.