Проклятие виселицы (ЛП)

— Она станет чувствовать себя иначе, когда ребёнок потянет её соски, — успокаивающе сказала соседка. Она похлопала Джоан по плечу, словно желая утешить в горе, причинённом такой бессердечной невесткой.

Женщины вытерли ребёнка, но Элена всё равно чувствовала от него вонь родильной слизи и собственной крови. Ребёнка не мыли водой. Детям не положено мыть руки, пока им не исполнится год, иначе им никогда не скопить богатства. Среди сотни других заповедей Джоан не раз напоминала Элене об этом за последние месяцы — как будто это могло хоть как-то ослабить её страх за ребёнка. Ничто не могло ей помочь. Мандрагора сделала всё, что обещала Гита. Она показала Элене конец сна, и теперь она уже точно была уверена, что обречена убить собственного ребёнка.

Элена лежала на холодном полу, пока Гита клочком соломы очищала кровь и слизь с её бёдер. В дом вернулась Джоан с маленькой ступкой в руках.

— Я только что рассказала своим пчёлам, что у нас в семье прибавление. Теперь нужно помазать ей соски мёдом и маслом. Пусть бедный малыш почувствует вкус, а пчёлы дадут ему силу и сделают характер лучше.

Элена почувствовала, как распахивают её промокшее платье. Она попыталась оттолкнуть, но мать крепко сжала ей руки, а свекровь грубо намазала воспалённую грудь липкой смесью мёда и масла.

— Масло даст ему доброе здоровье. А мёд защитит бедного малыша от духов. — Джоан мрачно покачала головой, как будто считала излишними все эти предосторожности, ведь Элена безо всякой причины искушает дьявола.

Они крепко держали Элену, и та не смогла оттолкнуть ребёнка. Она чувствовала, как крошечное личико прижимается к её груди, тепло щеки, движение. Мягкие маленькие губы сжали сосок, вызывая в её теле сначала волны боли, потом удовольствия — как Атен в их первую ночь. Её тело расслабилось от тепла крошечного свёртка, прижимающегося к голому животу. Элена высвободила руки, баюкая сына, и вся решимость не прикасаться к младенцу растаяла, как масло на солнце.

Но даже в этот момент, когда она навсегда полюбила своего драгоценного малыша, Элена словно слышала крик изнутри:

— Нет, нет, я не могу. Мне нельзя брать его на руки. Я причиню ему боль. Я знаю, так и случится. Я убью своего маленького сына.

***

Раф искоса глянул на холодное серое небо, проглядывающее сквозь едва покрывшиеся молодой листвой ветки деревьев. Над равниной собирались тяжёлые облака, и свет дня уже начинал угасать. С невысокого холма он хорошо видел покачивающиеся на якоре корабли — когги [18] — в гавани залива Брендона. Подавшись вперёд, он пристально всматривался в сторону болот, окаймлявших твёрдую землю, но не мог разглядеть никакого движения среди зарослей камыша. На самом деле он и не надеялся ничего увидеть — в глубоких болотных озёрах могла скрываться дюжина маленьких лодок, и никто не заметит их, пока они не выйдут в открытые воды залива.

— Они не тронутся с места, покуда как следует не стемнеет, — проворчал голос сзади.

Испуганный Раф резко обернулся — и услышал смех. Он не заметил, как подкрался Тальбот. Ноги у старого солдата стали кривые, как обручи на бочке, однако он до сих пор умел двигаться бесшумно, словно наёмный убийца.

Тальбот в низко надвинутом на грубое лицо капюшоне протиснулся в укрытие между деревьями, где лежал Раф, и в знак приветствия слегка ударил кулачищем по его руке.

— Помню, бывали времена, когда ты приставил бы мне к горлу нож прежде, чем я подобрался бы к тебе на расстояние удара копья.

— Я заметил тебя, горилла, — соврал Раф. — Ты такой шум поднимаешь, что топот и на "Святой Катарине" услышат.

Они знали друг друга двадцать лет, но старый бродяга нисколько не изменился с их первой встречи в Акре. Тальбот тогда был сапёром [19] — одна из худших должностей а армии крестоносцев. Сапёры прорывались под стены города и поджигали их, чтобы ослабить и обрушить, а защитники в это время сбрасывали им на голову снаряды. Сарацины рыли встречные туннели изнутри города. Если подземные ходы встречались, враги сражались в кромешной темноте узких подземелий. Чтобы выжить там, нужно было обладать выносливостью и бесстрашием горного льва — как Тальбот.

Раф приветливо улыбнулся другу.

— Но я не ожидал увидеть тебя здесь. Твоим парням не терпится получить деньги?

— Я пришёл прикрывать твою спину, Бычок, — возмутился Тальбот. — Если люди с болот увидят, что ты шпионишь за ними и их грузом — твоя жалкая тушка окажется на дне самой глубокой трясины, и выругаться не успеешь. Ну, а я могу им сказать, что ты просто бедный дурень, который не позаботится о своей заднице, если её не пнуть. Достаточно только глянуть на тебя — и понятно, что так и есть.