Проклятие виселицы (ЛП)

Скажи такое кто-то другой — Раф не раздумывая уложил бы его на лопатки, но сейчас он просто усмехнулся. Там, где Тальбот не мог уладить дело кулаками, он умел справляться при помощи слов, по крайней мере, с простыми людьми. Однако он не слишком хорошо умел вести такие беседы со знатью, не навлекая на себя проблем. Если бы не Раф — качаться бы Тальботу на виселице, повешенным собственным командиром. Этот долг перерос в прочную и постоянную дружбу между двумя столь разными людьми.

Раф знал, что может довериться другу и с его помощью получить сообщение о появлении на побережье "Святой Катарины". В распоряжении Тальбота имелась целая сеть уличных мальчишек и лодочников, знавших каждый дюйм реки от Норвича до Ярмута. В Ярмуте даже собака не могла бы тявкнуть, чтобы об этом не стало известно Тальботу. С помощью своей сети подонков он мог получить что угодно — лишь бы кто-то за это заплатил — но если заказчик хотел, чтобы его кишки оставались в брюхе, разумнее было не спрашивать, каким образом.

— И никаких следов того человека? — спросил Тальбот.

— Пока никаких, но он появится здесь. Как только я узнаю, кто предатель, я дам под присягой показания шерифу в Норвиче о том, что я слышал тот разговор, и через день предатель окажется в цепях. А если нам повезёт этой ночью, может, и от Осборна избавимся. Когда предателя арестуют, Иоанн должен будет отобрать у него поместье. В конце концов, лорд, у которого не хватает ума обнаружить, что его собственные люди планируют измену, вряд ли достаточно компетентен для контроля над королевскими землями. А Иоанну очень не понравится, что Осборн позволил бунту зреть под его крышей.

— Сдаётся мне, ты с самого начала хотел избавиться от этого ублюдка Осборна, — прищурился Тальбот. — Так почему бы сразу не выложить всё, что тебе известно? Если ты ясно слышал того человека, разве по голосу не узнал? Даже если и нет — так узнай, ты наверняка с тех пор не раз его слышал.

Раф сомневался. Если бы речь шла о деньгах — он не доверил бы Тальботу и обрезанного фартинга, но готов был, рискуя жизнью, положиться на его умение хранить тайну.

— Если хочешь правды, я сам их не слышал. В поместье работала девушка, крестьянка, она мне и сказала. Но она думает, один из тех людей мог её видеть, по крайней мере мельком. Если, узнав, что его подслушали, он ещё будет свободен — её жизнь не стоит грязи на его сапогах. Вот почему мне нужно получить доказательства прежде, чем действовать. Тогда я скажу шерифу, что сам это слышал, и незачем упоминать её.

— Значит, готов лгать ради той девчонки, — ухмыльнулся Тальбот. — Хорошенькая?

— Я стану лгать ради спасения жизни, — огрызнулся Раф. — И нам обоим известно, что не в первый раз, верно?

***

Странные существа эти смертные. Цепляются за жизнь, даже если вся она — только боль и страдание, но готовы отдать эту жизнь за одно только слово, за идею или даже за флаг. Волки мочатся, помечая свою территорию. Учуяв вонь чужой стаи, они тут же убираются прочь. Зачем рисковать в бою, где тебя могут искалечить или убить? Но люди станут резать и убивать тысячи себе подобных, чтобы водрузить на холме или вывесить на бойницах стены жалкий кусочек тряпки. Мы, мандрагоры, можем дать им победу, но кого стоит ей награждать?

У каждой стороны свой резон. И кто же храбрец, кто предатель? Решайте сами, мы, мандрагоры, никогда не делаем выбора. Мы просто даём и тем и другим то, чего так страстно жаждут сердца — иллюзию славной смерти, которую эти несчастные глупцы считают бессмертием.

Не верите? Позвольте я покажу. Два старых солдата бок о бок лежат на холме и видят, как в бухте качается на волнах маленький корабль. Моряки с корабля смотрят не берег. И все они ждут, когда благословенная темнота укроет своим плащом их жалкие маленькие делишки. Но солнце не станет спешить ради прихоти людей.

***

Когг покачивался на якоре в волнах начинающегося прилива. Сгорбившись под зубчатой надстройкой на юте, Фарамонд дрожал на холодном ветру. Свет дня над болотами Норфолка угасал, а ветер усиливался. Хотя песчаный остров у Ярмута укрывал корабль от огромных океанских волн, на якоре качка казалась ещё сильнее. Три реки несли свои воды в этот залив, а морской прилив противостоял им, создавая водовороты, которые ощущались куда тяжелей, чем морские. Фарамонд пытался подвинуться, отвернуться от ветра, несущего прямо в лицо дым древесного угля и вонь маринованной свинины. Но он не мог покинуть убежище в тени корабельной кормы, и потому лишь натягивал плащ, прикрывая им нос и рот для защиты от тошнотворного запаха.

Как только "Святая Катарина" вошла в зону видимости с английского берега, пятерым французам пришлось проводить дневные часы, скрючившись под башней корабельной надстройки на корме, скрываясь от взглядов. Хотя французы и были одеты в тонкие залатанные рубахи моряков, но двигались по кренящейся палубе шатаясь, как новорожденные телята. Любой случайный наблюдатель мог догадаться, что они непривычны к жизни на море.

Капитан с руганью проталкивался через сбившихся в кучу людей, чтобы вынуть моток верёвки.