Проклятие визиря. Мария Кантемир

«Я с клятвою суда Божиего письменно обещал оному своему сыну прощение и потом словесно подтвердил, ежели истину скажет. Но хотя он сие и нарушил утайкою наиважнейших дел, и особливо замыслу своего бунтовного против нас, яко родителя и государя своего».

Просвещённые митрополиты, архиепископы, епископы и прочие духовные лица не решились стать судьями в этом деле. Они только привели царю изречения из церковных книг — одни были за смерть виновному, другие призывали к милости.

А общим стало одно заключение церковных властей: «Сердце царёво в руце Божией есть», что означало: как поступит сам самодержец, так и будет справедливо...

Приехав домой светлым июньским днём, Кантемир сообщил дочери решение светского суда, состоящего из 127 самых высших чинов государства.

Решение было однозначным и суровым: «Царевич весьма себя недостойно того милосердия и обещанного прощения государя своего отца учинил...»

Избавили сенаторы и светские высшие чины Петра от его клятвенного обещания, данного перед Богом.

Приговор был краток: «Царевич достоин смерти и как сын, и как подданный...»

Мария ужаснулась. Как станет вести себя Пётр после казни сына? Не явится ли ему во снах призрак казнённого, убитого им? Но слишком уж тонкой и нежной представлялась ей душа Петра, а она была закалена в долгих боях и трудах и не страшилась призраков.

Но казнь не потребовалась.

Пытки и душевное смятение не оставили царевича в живых.

Он скончался сам 26 июня в семь часов пополудни — не потребовалось ни плахи, ни палача...

И похоронили его тихо, без всякого парада и церемоний — как изменника, но и как царское лицо — саркофаг с его телом поставили рядом с гробом его жены в Петропавловском соборе.

Но в день похорон Мария вместе с отцом приглашена была на торжество спуска девяностапушечного корабля — царь сам разбивал бутылку с шампанским о борт спускаемого судна, сам поднимал потом чару с вином в честь нового корабля, и Мария видела, что не было в его лице ни волнения, ни грусти, ни сожаления.

На другой же день после отречения царевича Пётр издал указ: наследником престола объявлялся малолетний сын Петра и Екатерины — Пётр Петрович. Отныне на всех ектеньях он поминался как второе лицо после государя.

«Екатерина может быть довольна, — думала Мария, — теперь она добилась всего, о чём только может мечтать женщина её происхождения: её сын будет продолжателем династий, будет царствовать...»

Однако торжество Екатерины длилось недолго: вскоре сын её тихо угас, и снова остались лишь две дочери — Анна и Елизавета.

Анну уже сосватали за голштинского принца, и дело считалось решённым.

Как будто в противовес этим ужасным известиям, продолжались в Петербурге самые разные торжества — по случаю дня победы в Полтавской баталии состоялся грандиозный фейерверк, парадный обед на четыреста персон, на котором присутствовала и вся знать города.

Кантемир с женой и дочерью также были приглашены на эти празднества.

Мария чувствовала себя не совсем уютно: из памяти не изгладились события, предшествующие этим торжествам...

Во время парадного обеда, улучив момент, к Кантемиру подсел Пётр Андреевич Толстой и показал ему именной указ царя. «За показанную так великую службу не токмо мне, но и паче ко всему отечеству в привезении по рождению сына моего, а по делу злодея и губителя отца и отечества...» — так начинался он.

Царь пожаловал Толстому чин действительного тайного советника и в награду 1318 крестьянских дворов.

Толстой мог хвалиться — он начинал службу беспоместным дворянином, а теперь владел более чем пятью тысячами душ крепостных. Это было огромное богатство.

Но самым главным в возвышении Петра Андреевича было то, что он стал фактическим руководителем Тайной разыскной канцелярии. С тех пор как учреждена была эта канцелярия, ведавшая всеми тайными разыскными делами по государственной измене, заговорам и наговорам, Толстой сделался незаменимым лицом в свите царя, и теперь уже косо посматривали на него прежние любимцы и питомцы государя — и Меншиков, и Ягужинский, и адмирал Апраксин.

Толстой продолжал бывать в доме у Кантемиров, и все самые свежие новости Мария узнавала из первых уст.

Правда, Толстой не слишком-то распространялся о своей деятельности, но по отдельным словам, намёкам и вскользь брошенным репликам она многое знала о частной жизни Петра, а владело ею не простое любопытство, а тоска по Петру, страстное желание видеть его, говорить с ним...

Но Пётр после дела царевича редко заглядывал в дома своих приближённых — его ожидали уже новые дела и новые свершения...

А она ждала и ждала, когда же Пётр вспомнит про неё, когда приедет, когда снова возьмёт её на руки и отнесёт в постель.

Никому не сказала она о том, что девственность её сломил Пётр, никто в семье и не догадывался, что Мария страдает по одному лишь Петру.

И только Анастасия изредка взглядывала на Марию и загадочно бросала:

   — Что-то с лица спала наша дочурка. Да и не пора ли найти, приискать ей хорошего жениха?