Проклятие визиря. Мария Кантемир

   — Да писулек как будто не предвидится, а коли что будет, я и сам отпишусь, — пошутил Пётр Андреевич.

Сомнение мелькнуло в глазах Макария, но он лишь согласно кивнул головой.

   — А я вот посижу в мягком кресле, — болезненноустало проговорил Пётр Андреевич, — да попарю свою ногу больную, жара донимает, подагра моя опять разыгралась...

Но едва секретарь со слугами ушёл со двора, как Пётр Андреевич прокрался в палаты, занимаемые Макарием.

   — Яко тать, — усмехнулся он.

Аккуратно, стараясь ставить вещи на свои места, осмотрел он всё, что здесь было. И особенным его вниманием пользовалось большое бюро-конторка, за которым Макарий работал.

Ключиками от всех ящичков конторки Пётр Андреевич обзавёлся давно: в первый же месяц, как только прибыла мебель, он оставил себе третьи ключи от всех столов и ящиков, а Макарию сказал, что ключей по два экземпляра. И теперь он похвалил себя за предусмотрительность. Но знал, что оба ключа, оба экземпляра всех ключей, Макарий не доверяет никому и всегда носит с собой.

Обыск, аккуратный, тщательный, ничего не дал до тех пор, пока Толстой не натолкнулся на потайной ящичек, такой же, какой был и в его конторке, — знать, делал эти бюро один мастер.

Пётр Андреевич нажал едва заметную пружинку у края выдвижного ящичка, и тихо отошла панелька едва видного отверстия. Там стояла маленькая коробочка. Пётр Андреевич взял её в руки, сразу определил, что турецкой работы, щёлкнул замочком, и открылся перед ним большой золотой перстень с крупным алмазным камнем.

   — Хорош подарочек, — пробормотал Толстой. — Знать, хорошо угодил туркам господин Макарий.

Он убрал коробочку в ящичек, всё так же незаметно и аккуратно замкнул, закрыл дверь в покои Макария и приказал двоим сотрудникам приготовиться к следствию над секретарём посольства.

Макарию даже не дали отдохнуть после базара. Сразу приставили к нему двух стражей из солдат, охранявших внутренние покои посольства, вместе с двумя другими сотрудниками открыл Пётр Андреевич дверь в покои Макария, предложил ему войти и показать всё, что он получил от султановых слуг.

Макарий побледнел, бросился на колени перед Толстым и слёзно закричал, что ни в чём не виноват, что напрасно обошли его: разве не знает посол, как верой и правдой служит он Петру Андреевичу?

Но Пётр Андреевич не слушал Макария.

   — Сам откроешь или это сделает кто-то из наших? — строго спросил он.

Макарий удивлённо округлил глаза.

   — Да ты не удивляйся, — мягко посоветовал Толстой. — Неужели думал, что ты умнее всех?

Но Макарий продолжал отказываться.

Тогда Пётр Андреевич подошёл к бюро-конторке, щёлкнул замочком, щёлкнул пружинкой и вытащил перед всеми крохотную коробочку.

   — Поглядите, — показал он её своим сотрудникам.

   — Турецкая работа, — сразу смекнули они.

   — Не знаю, о чём вы и говорите! — крикнул Макарий.

   — А вот о чём, — щёлкнул замочком коробочки Пётр Андреевич.

На красном бархате шкатулки лежал прекрасный перстень турецкой филигранной работы с большим алмазным камнем.

   — За что же тебе им заплатили? — так же строго спросил Толстой.

   — Не понимаю, о чём вы говорите, — заплакал Макарий.

Он упал на колени и снова стал плести всякую околесицу: и не знал он об этом перстне, и, может, мастер тут оставил, и, может, это клад...

Тогда Пётр Андреевич вынул из кармана своего камзола пачку красиво разрисованных изображений цветов.

   — И об этом ты тоже ничего не знаешь? — мягко спросил он.

Макарий побледнел и не нашёлся что сказать. Работники посольства переглянулись, ничего не понимая.

— А вот с помощью этих цветочков^ — любезно проговорил Толстой, — и докладывал наш Макарий всё, что у нас происходит.

И всё-таки ещё никто ничего толком не понимал.

Пётр Андреевич детально объяснил, что всё дело в значении цветов, что все они были слепы, позволяли всем любоваться сочетанием цветов на своих клумбах. А там и коварство, и ненависть, и побуждение к войне, и вести о секретах. А уж секреты передавал Асамали, когда ходил за новой рассадой для новых дат на цветочном календаре...

Сотрудники посольства были в ужасе.

Тут же был составлен протокол и внесли чашу с ядом. Приговор гласил недвусмысленно — смерть.

Макарию пришлось выпить эту чашу. Они впятером наблюдали, как медленно бледнеют черты секретаря посольства, как ещё раскрывается его рот в последних попытках что-то произнести.

Через час всё было кончено...

Траурная процессия шла через весь город к православному кладбищу. Асамали было сказано, что внезапная смерть настигла одного из сотрудников посольства и пока что его услуги не будут нужны людям с русского подворья — всю территорию в знак траура надо просто засеять зелёной травкой.

Догадался или нет Асан-паша о том, что смерть Макария была вовсе не случайной, что услуги Асамали отвергнуты тоже не случайно, но с тех пор посольство стало испытывать такой гнёт, какого ещё не бывало.

Даже за провизией перестали выпускать людей из русского подворья, и в посольстве начался самый настоящий голод.

Метался Пётр Андреевич, писал, протестовал, порывался попасть к самому султану или хотя бы к Асан-паше, но ничего не помогало...