Проклятие волков

Роджет Джермин поджаривал дрожжевые лепешки над огнем — спирт, налитый в покореженную жестянку для смазочного масла. Спирта было много, но сейчас его уже никто не пил. Потому что только через три дня узнавали, выпили ли вы этиловый или метиловый спирт. И тогда, если это был метиловый спирт, человек слеп и умирал. Эта путаница между доброкачественным спиртом и его смертоносным родственником унесла десяток беспечных мужчин и женщин. Их племя уменьшилось на пятьдесят процентов. Погибло несколько героев, таких, как Мухандас Дутта, а остальные стали жертвами тех или иных слабостей, люди, которые не смогли прожить пять дней без пищи или воды, люди, которые переели недоброкачественной закваски, а она не слишком отличалась от доброкачественной, люди, которые не смогли вскарабкаться на стены, перепрыгнуть пропасти, не удержались и споткнулись об обнаженную собирательную шину, люди, погибшие от смертельной тоски по своим женам, рису или облакам на закате солнца.

Роджет Джермин был слишком занят, чтобы тосковать, поэтому он выжил, не будучи теоретиком, не особенно напрягая мозг, он гордился тем, что его желудок сыт, что у него есть сильная женщина, что он просыпается и спокойно лежит несколько минут на постели из полиуретана, который он украл, когда ставил прокладки в штамповочном цехе. Он считал себя третьим в Команде после Хендла и Иннисона, и все считали так же.

Большой Вождь Хендл присоединился к нему у огня. Он принес ковш, сделанный из куска нагретого термопластика. Он был полон бесцветной жидкости, а огонек был совсем небольшим. Джермин автоматически, привычным движением опустил в жидкость большой и указательный пальцы, потер их друг о друга, поднес к носу и понюхал, потом попробовал на язык. Это заняло лишь полсекунды, и от таких предосторожностей зависела их жизнь. Подсознание подсказало ему: все в порядке; эта жидкость не погасит огонь и не взорвется. Он кивнул Хендлу, и Хендл осторожно отлил жидкость в жестянку для смазочного масла; голубой язычок пламени стал выше на белом хохолке фитиля, и дрожжевые лепешки зашипели на проволочном вертеле. Теперь, когда они будут готовы, Хендл имеет право на одну из них.

Хендл сказал:

— Вероятно, это последний спирт.

— Почему?

— Я разбил трубу на стыке и наполнил ковш. Стала подъезжать ремонтная машина, и вдруг она стала вертеться.

— Никогда не видел такого.

— И я тоже. Затем она остановилась. Совсем. Мотор заглох, а потом по трубе перестал подаваться спирт.

Планету-близнеца трудно было назвать тихим местом. Обычно где-нибудь поблизости был слышен грохот и гул тяжелых работающих машин. Когда они сели, чтобы съесть лепешки, грохот усилился. Они не подскочили и даже не заговорили, а просто продолжали жевать. За последние месяцы те, кто выжил, научились экономить энергию на всем, для того чтобы выжить. Во всей заквасочной камере, которую они занимали, около трехсот бывших Граждан практически не обратили на это внимания и продолжали есть, спать, собирать закваску из ванн, делать лепешки, разжигать огонь, делать орудия из отходов и сломанных деталей.

Лампы дневного света, которые использовались для фотосинтеза при созревании закваски, вдруг погасли, раздались испуганные крики, пока глаза привыкли к тусклому люминесцентному свету панелей на потолке.

Затем стало жарко. Северная стена начала светиться — блекло-красным, потом ярко-оранжевым, лимонно-желтым, голубым, бело-голубым — и появилось что-то похожее на раскаленную проволоку, протянулось по всей длине комнаты и медленно проползло над их головами. Плазмоид исчез в противоположной стене, раскалив ее до бледно-голубого цвета, и потом наступила тишина, нарушаемая лишь грохотом где-то на юге. И вскоре он смолк совсем.

Панели потолка оплыли на ванны для закваски, из которых все выпарилось, на пластик, который расплавился и капал, и на три сотни распластавшихся, замолкших фигур. Один за другим они стали шевелиться и поглядывать наверх. Некоторые на какое-то время ослепли; все страдали от сильных ожогов первой степени, но никто не получил лучевой болезни. Ядерный синтез дает высокую температуру, но не дает радиации, поражающей человека. Изумленные, они собирались на краях заквасочных ванн и заглядывали в их сухие, обгоревшие глубины. Один за другим они поворачивались спиной к удаляющемуся грохоту и через силу двинулись на Север. Они были голодны, а там, где они были, уже не было пищи, на юге ее тоже не было, поэтому они двинулись на Север. Они представляли собой ту форму жизни, которая была неизвестна Пирамидам. Поэтому они прошли санитарный кордон Пирамид, чего никогда не смогла бы Снежинка.