Проклятие волков. Век нерешительности. Рассказы

— Не обращай на Кевина внимания, — ласково посоветовала миловидная смуглая девушка, которая, прильнув к плечу Форрестера, помогала уничтожать спиртное из его стакана. — Он вернется. Certainement [2].

Атмосфера сборища несла в себе оттенок интернационализма Объединенных наций. Форрестер отметил, что, за исключением редких чудаков, таких, как Ттоэт-марсианин, забытые в основной своей массе пришли приблизительно из одного с Форрестером временного отрезка. Они тяжело вживались в мир, предположил он, и с трудом зарабатывали на жизнь. Но это касалось не всех. Миниатюрная чешка — смуглая девушка, расстрелянная в 1991 году по обвинению в шпионаже в пользу большевистского Китая, была заморожена с величайшим риском боевиками Хрущевского подполья, потом оживлена, а затем еще семь раз убита самыми разными способами и при самых разных обстоятельствах, но каждый раз ее воскрешали. Но не деньги побудили ее искать прибежище среди забытых людей. Денег у нее было навалом, как прошептал Уитлоу. Она собрала коллекцию золота и драгоценных камней от многочисленных поклонников из самых разных стран и на протяжении веков, так что капиталы ее возрастали в геометрической прогрессии. Но после очередного убийства в ее мозгу произошли необратимые изменения: каждое утро она просыпалась с твердым убеждением, что агенты Сталина выслеживали ее. Она не боялась их. Ее нежелание умирать напоминало Форрестеру посещение дантиста; повода для волнений нет, но процедура сама по себе неприятна. Как человек, перевидавший семь веков, она притягивала внимание Форрестера, не говоря уже о ее красоте. Но она очень быстро надралась, и воспоминания пошли путаным и бессвязным потоком.

Форрестер поднялся и, покачиваясь, побрел за очередной выпивкой. Если я пьян, то лишь самую малость, подумал Форрестер и, споткнувшись, пролил содержимое стакана на худого лысого старика, который улыбнулся, кивнул головой и сказал:

— Tenga dura, signore! Eprecioso! [3]

— Вы абсолютно правы, — сказал Форрестер, садясь на соседний стул.

Войдя в ресторан, Уитлоу первым делом указал на него. Старик, родившийся задолго до Форрестера, был некой достопримечательностью. Он умер в 1988 году от эмболии в возрасте ста семи лет. С эмболией справились бы еще и в те годы, но не с опустошительным действием старости. Прошло шесть веков черного забытья в жидком гелии, и его капиталы приблизились к отметке, когда директорат морозильника решил оживить его. Денег хватило на хирургическое омолаживание, но не на косметическую операцию.

— Держу пари, что вы прожили интересную жизнь, — торжественно заявил Форрестер, допивая остатки из бокала.

Старик степенно кивнул.

— Signore, — сообщил он, — durante la vita mia prima del morte, era un homo grande! Nel tempo del Duce — ah! Un maggiore dei eserato, io, е dappertutto mon mi dispacciono le donne! [4]

Уитлоу похлопал старика по плечу и увел Форрестера.

— Травма передней доли мозга, — прошептал он.

— Но он говорил по-итальянски.

— Конечно, Чак. Учиться он не смог, поэтому очутился здесь. Не слишком много работы существуют для человека, который не может говорить, как все мы.

Марсианин, пошатываясь, прошел мимо, голова была повернута в их сторону. Слышал ли он их разговор, Форрестер сказать не мог, но тот сказал громко и кстати:

— Говори, как все! Живи, как все! Живи ради государства! И оно позаботится о тебе!

Вечеринка набирала обороты. Собравшиеся оживились, повеселели и напились. Человек небольшого роста в зеленом жабо, имитирующем раскраску сириан, закричал:

— И каким же образом? Полтысячелетия назад Адольф Берль спросил: «Что хочет корпорация?» И государство стало корпорацией.

Балерина заикала, приоткрыв остекленелые сердитые глаза.

— Сталинисты, — прошипела она и вновь погрузилась в сон.

Форрестер запустил руку в карман, нащупал стодолларовые бумажки и скормил их инджойерам, заказав выпивку на всех.

Форрестер отдавал себе отчет, что вторая и последняя тысяча тает с устрашающей быстротой. Но ему нравилось транжирить деньги. Он был достаточно пьян, достаточно эйфоризован, чтобы переложить на утро все страхи завтрашнего дня. Сомнительно, что день грядущий окажется хуже дня прошедшего. Он оценил преимущества жизни забытых людей.

Залезть в долг невозможно, ведь у тебя нет даже кредита. Мудрый Таре Таркас! Прекрасные дети дали прекрасный совет!

— Ешьте! — закричал он, не обращая внимания на предостерегающий шепот Уитлоу. — Пейте! Веселитесь! Ведь завтра мы снова умрем!

— Domani morire! [5]— пискливо вторил старик-итальянец, поднимая в честь Форрестера бокал с неизвестно-на-сколько-но-безумно-дорогой-граппой.

Форрестер выпил и за его здоровье.

— Чак, послушай, — тревожно сказал Уитлоу. — Сбавь-ка обороты. Такие клиенты, как астронавт, не каждый день на дороге валяются.

— Заткнись, Уит. Перестань поучать, как старая бабка.

— Что ж. Это твои деньги. Но, оказавшись завтра на бобах, не обвиняй меня.

— От тебя тошнит, — с улыбкой сказал Форрестер.

— Кто бы говорил! — вспыхнул Уитлоу. — Да если бы не я, где бы ты был? Черт подери, я не собираюсь выслушивать подобный базар и…