Проклятие вождя

Римо прошел мимо чучела медведя, искусственных джунглей, двух высушенных мускусных быков и чучела яка, поедающего пион, и попал в полутемный зал с коллекцией огромных камней. На всех был затейливый резной узор. Массивные головы с приплюснутыми носами и миндалевидными глазами. Змеи, обвивающие длинноногих птиц. Воспоминания в камне о людях, исчезнувших с лица земли в ходе наступления западной цивилизации. Но, как говаривал Чиун, народ нельзя уничтожить мечом — только лучшей жизнью: меч убивает, но не меняет людей.

Впрочем, Чиун никогда не высказывался по поводу южноамериканской культуры, как полагал Римо, лишь потому, что этот регион был отрезан от остального мира, пока сюда в 1500 году не пришли европейцы. А поскольку предки Чиуна, скорее всего, здесь никогда не служили, он и считал, что эта местность еще не открыта.

— Ты, наверное, имеешь в виду, что никогда не читал книг о культуре этих народов, — уточнил тогда Римо.

— Я имею в виду, что эта местность еще не открыта, — повторил Чиун. — Дикие края, населенные странными людьми, как и в вашей стране, пока я не прибыл сюда. Хотя на твоей родине мне было легче, потому что там много потомков европейцев и африканцев Но уж поскольку я ее открыл, будущие поколений Синанджу будут знать о вашей загадочной, непостижимой нации.

— А как же насчет Южной Америки?

— Она пока не открыта. Но если что-нибудь выяснится, дай мне знать.

И вот Римо находился в музее, пытаясь что-нибудь выяснить, хотя это ему плохо удавалось, Рисунки на камнях очень напоминали египетские, но египтяне использовали более мягкий камень. Эти же камни были очень твердые.

В дальнем конце зала, выходящем на север, была большая дверь без надписи; возле нее дежурили два охранника.

— Я ищу некий камень, — обратился к ним Римо. — На нем еще недавно кто-то оставил автограф.

— Туда входить запрещено, — ответил один из стражей.

— Значит, он там?

— Я этого не сказал. Чтобы войти внутрь, требуется разрешение отдела древностей.

— А где отдел древностей?

— Он сегодня закрыт. Там дежурит только референт.

— А где находится этот отдел?

— Не волнуйтесь, мистер, они все равно не разрешат вам войти. Туда больше не пускают обыкновенных посетителей. Только особых людей. Так что можете не стараться.

— Но я хочу постараться, — сказал Римо.

Ассистентка находилась в крохотной комнатушке, где стоял стол и куда было трудно втиснуться. Референт подняла глаза от какого-то документа, посмотрев на Римо поверх очков в голубой оправе. Рыжеватые волосы обрамляли ее утонченное лицо.

— Его нет, а я занята, — сказала она.

— Я желаю взглянуть на камень в зале, который закрыт.

— Но я же уже сказала: его нет, а я занята.

— Понятия не имею, о ком вы говорите, но я хочу видеть камень.

— Все, кто желает его видеть, проходят через директора, Джеймса Уиллингэма. А его, как я уже сказали, сейчас нет.

— Но я прохожу не через Джеймса Уиллингэма. Я, так сказать, прохожу через вас.

— Он будет завтра.

— А я хочу увидеть камень сегодня.

— Но в нем нет ничего особенного. Правда. Специалисты еще даже не определили, к культуре какого народа он принадлежит.

Тогда Римо наклонился и, глубоко заглянув ей в глаза, едва заметно улыбнулся. Она покраснела.

— Ну же, — прошептал он голосом, который словно окутал ее.

— Ладно, — согласилась она, — но только потому, что вы чертовски привлекательны. С научной точки зрения это сплошная бессмыслица.

Звали ее Валери Гарднер. Она получила степень магистра гуманитарных наук в университете штата Огайо и теперь работала над докторской диссертацией в Колумбийском университете. В ее жизни есть все, кроме настоящего мужчины, объяснила она по дороге в зал, посвященный Южной Америке. «В Нью-Йорке не осталось настоящих мужчин, добавила она».

— Мне всего-то и нужен человек, — говорила исследовательница, — который был бы сильным, но нежным, чувствительным к моим нуждам, который был бы рядом, когда я этого хочу, и исчезал бы, когда хочется побыть одной. Вы понимаете? Или, может, у меня завышенные требования?

— Да, — ответил Римо, начиная подозревать, что Валери Гарднер, даже если и повстречает мужчину, не сможет его заметить, потому что звуковые волны, непрерывно испускаемые ее ртом, затуманят ей зрение.

Валери сделала знак охранникам отойти от дверей и отперла зал ключиком, который висел у нее на шее.

— Директор просто рехнулся из-за этого камня — непонятно почему. Что он из себя представляет? Какая-то ерунда.

Эта ерунда оказалась с Римо величиной. Камень стоял на отполированном пьедестале розового мрамора, а мягкий свет хрустальных люстр окутывал его искусственным сиянием, как когда-то далеким утром. Возле камня тихо булькал небольшой фонтан, вырезанный, как оказалось, из единого куска нефрита размером в пять футов, — прозрачная вода сочилась из каменных губ, расположенных над чашей идеально круглой формы.