Но вопреки бредовым сказкам менестрелей, Джон вершил свои дела отнюдь не в одиночку. Вместе с ним из Первой Империи на остров прибыла специально обученная команда. Эти ребята загоняли дичь, вынуждая ее бежать прямо в цепкие руки де Лингвы. Первые гончие Компании. Гончие Палача.
Их работа не всегда заключалась в физическом устранении объекта. Многие из первых гончих были людьми тонкого ума и большой смекалки. Кого-то они довели до банкротства, кого-то — до самоубийства, а кого-то — до публичного покаяния. Они разрушали связи, карьеры и жизни. И пока это делалось в интересах Немессиона, Управляющий смотрел на действия Джона сквозь пальцы.
Когда Компания, по мнению Мельника, была отомщена и снова встала на ноги, он попытался осадить Джона, но тот уже вошел во вкус. Начав свою деятельность находясь в кольце врагов, он не смог перестроиться и сделать шаг в будущее. Не доверял новым партнерам, проявлял неуважение и в целом плевал на любые правила. Такое поведение стало вредить репутации.
В итоге Палач покинул Компанию после тяжелого разговора, на котором присутствовали лишь четверо — Мельник, Плут, Управляющий и сам Джон. Никто не знает, о чем шла речь на той встрече, но с тех пор Джон де Сильва был сам по себе и творил бесчинства уже от своего имени. Пока с застывшей на лице маской храбреца, не встретился с судьбой. А судьба у таких героев, как известно, одна.
Но дело его осталось жить — гончие стали особой службой Компании. Наличие этих людей официально признали и, хоть они и не были включены в стонерскую иерархию, их приравняли к старшим офицерам и наделили очень широкими полномочиями.
В новом мире, где границы между законом и беспределом становились всё более размытыми, гончие Компании превратились в символ беспощадной эффективности. Их слава и страх, которые они внушали, распространились далеко за пределы Немессиона, став для многих напоминанием о том, что Компания всегда получит своё, независимо от того, кто попытается встать на её пути.
Иногда казалось, что само существование гончих подрывает положительный образ Компании, но польза от них превышала любые потенциальные риски для репутации.
Дело Джона де Лингвы продолжило жить не только в виде особой службы гончих, но и как напоминание о том, что в мире власти и интриг, нет места для сентиментальности или сомнений. Любая слабость будет безжалостно использована, а любая угроза — устранена.
Таверна «Волк и вепрь» в Сторсе — малоприятное место. Маленькие, грязные окна, плохое освещение, тяжелые столы и, под стать им, грубо сколоченные скамьи, оставляющие посетителям неизменные подарки в виде заноз на заднице. Даже в утренние часы здесь царил полумрак.
За мощной дубовой стойкой угрюмый хозяин автоматическими движениями протирал посуду видавшей виды тряпкой. Скорее всего, пол в таверне вытирался ей же. Если это вообще когда-нибудь происходило.
За единственным занятым столом сидели две противоположности. Вырядившийся в парадную форму капитан королевской гвардии Лукас де Сильва и неприметный куратор Секретной службы здешних земель Годрик Воссалино. Лукасу, к его двадцати пяти годам, еще не доводилось встречаться с чиновниками такого ранга, как Бланш. Большие люди обычно не посещали здешние земли. К тому же Лукас был ненастоящим капитаном.
Уже много лет как в Герцогстве золотой реки, а потом и во всем Союзе было запрещено производить в офицеры тех дворян, «которые с фундамента солдатского дела не знают» и не служили солдатами в гвардии. Это решение в свое время позволило значительно повысить боеспособность армии, но сильно насолило знати. В ответ среди части дворянства распространилась практика записывать своих детей в полки солдатами в очень раннем возрасте, что позволяло им к моменту поступления на фактическую службу быть не рядовыми, а уже иметь офицерский чин. Лукаса записали в армию в десятилетнем возрасте, а сейчас, уже в капитанском звании его до поры засунули в это тихое захолустье, чтобы он мог, не отсвечивая дослужится до майора, и вернутся в столицу. Но в это захолустье неожиданно нагрянул Бланш.
Ровный, будто проглотил оглоблю, Лукас суетился, постоянно поправляя то прическу, то усы, то форму. Годрик же меланхолично смотрел в стакан. Заметив состояние тряпки в руках хозяина таверны, отпить из причудливой посудины он так и не решился. Но само наличие в таком месте стеклянной утвари и, особенно, ее внешний вид, вызывали вопросы. Стакан представлял собой сборку стекляшек различных цветов, то есть его явно не выдули целиком, а собрали из разных частей, как мозаику. Стекло само по себе недешевое удовольствие, а это поделие уж подавно. К чему такие изыски в столь мрачном месте? Здесь же наверняка постоянно происходят пьяные драки или, что еще хуже, веселые празднества, в которых вся доступная утварь крошится в мелкие щепки. Как в таких условиях уцелело два дорогих стеклянных стакана?